Как система ФСИН «умерщвляет» российских заключенных

Чаще всего осужденные жалуются не на домогательства, избиения и пытки, а на некачественное медобслуживание

Хуже, чем попасть в тюрьму, — заболеть в ней. По мнению правозащитников, часто осужденные сталкиваются с условиями, которые просто обрекают на смерть: лекарства заменяют дешевыми аналогами или тем, что найдется в аптечке; «на гражданку» не отпускают лечиться, чтобы не признать отсутствие врачей и медикаментов; степень инвалидности занижается нарочно, дабы не испортить показателей ФСИН. Отдельная история — заболевшие женщины. Федеральная служба не делает гендерных различий. В официальной статистике по смертности — андрогинное «заключенный».

Отсутствие медицинской помощи в тюрьмах — самая частая жалоба от осужденных и их родственников. С сентября 2017-го по ноябрь 2018 года фонд «В защиту прав заключенных"* получил более 3000 обращений, 314 из них касались медицинского обслуживания. В фонде «За права человека"* нам сообщили, что за прошлый год из 2800 присланных писем 400 были посвящены вопросу здоровья. При этом жалуются осужденные на одни и те же проблемы: невозможность попасть к врачу, отсутствие лекарств и ранней диагностики, применение дешевых аналогов…

Согласно данным ФСИН, которые датируются 2015 годом, самой распространенной причиной смерти среди заключенных являются сердечно-сосудистые заболевания — 23,3%, затем идет ВИЧ — 19,4%, травмы, суициды — 16,2%, онкология — 10,9%, туберкулез — 7,7% и остальное — 22,4%.

Однако, по обновленной информации федеральной службы, с 2014-го по 2017 год 32% смертей в местах лишения свободы происходит из-за ВИЧ-инфекции. Таким образом, ВИЧ на сегодняшний день является самой распространенной причиной смерти в местах лишения свободы.

ВИЧ неспроста вырывается на первое место. По статистике, около 20% заключенных — это осужденные по наркостатьям. По мнению правозащитников, в большинстве случаев ими являются не распространители, а простые потребители. При этом около 11% всех зараженных вирусом узнают о своем заболевании уже в тюрьме.

Однако к статистике ФСИН правозащитники призывают относиться осторожно. Достаточно вспомнить инцидент с начальником МСЧ-24 ФСИН полковником Владимиром Эляртом, который призывал скрывать факты гибели осужденных: «Я понимаю, что от туберкулеза умирают. Но раз директор (директор ФСИН России Г. А. Корниенко. — Примеч. Daily Storm) сказал, что не умирают от туберкулеза, значит «не умирают».

Врач и рукавица

Попасть к врачу — самая непростая задача для осужденного. Во-первых, заключенный должен подать заявку и получить разрешение на этапирование в лечебное учреждение. Во-вторых, дождаться нужного врача. Особенно это касается узких специалистов, таких как иммунолог, стоматолог, проктолог, уролог. Они навещают места лишения свободы примерно раз в месяц. Из-за большой очереди посещение может отложиться еще на месяц. Болезнь за это время, естественно, прогрессирует

В ответ на это фонд «В защиту прав заключенных» предлагает привлекать сертифицированных врачей из числа заключенных. Правда, даже в тюремные лазареты с крайним нежеланием берут зеков на должность санитаров.

«По свидетельствам бывших осужденных, сотрудники-медики не хотят внутренней конкуренции со стороны осужденных-врачей. И эта ситуация складывается при катастрофической нехватке кадров. Возникает парадокс — врачей в системе ФСИН России не хватает, осужденные-врачи идут работать на промышленную зону шить рукавицы, а санитарами в лазареты назначают лояльных к администрации учреждения осужденных»,

— сказано в докладе фонда.

Татьяна Говорухина, эксперт фонда «За права человека», напоминает и о так называемом наследии ГУЛАГа:

«Расположение многих колоний традиционно на большом расстоянии от населенных пунктов, часто в неблагоприятных климатических условиях. Врачи элементарно не идут туда работать. Кроме того что сложный контингент, медикам просто далеко добираться до тюрем».

Активированный уголь от головы

Но даже рядом с крупными городами, со столицей возникают подобные проблемы. Татьяна приводит пример.

Один из осужденных отбывал наказание недалеко от Москвы. Постоянно жаловался на плохое самочувствие, около полугода родственники добивались его направления в больницу. Когда это наконец случилось, у заключенного был выявлен инфильтративный туберкулез легких. Лечение начали, но эффекта оно не давало. Анализ на устойчивость к противотуберкулезным аппаратам медики взяли спустя семь месяцев после начала курса, а новая схема лечения назначена еще через два месяца. Из четырех прописанных медикаментов осужденный получал только два. То есть все время, все девять месяцев, больному давали препараты, к которым у организма была лекарственная устойчивость. В результате болезнь прогрессировала до стадии распада легких. В такой ситуации сами ФСИН и прокуратура пошли на уступки. Недавно мужчина был освобожден по 54-му постановлению Правительства. Однако на свободу, по мнению правозащитницы, больного отправили не лечиться, а умирать.

Нехватка препаратов или замена их дешевыми аналогами — еще одна проблема федеральной службы. На нее осужденные жалуются чаще всего. Кроме того, родственники также не вправе передать заключенному нужные медикаменты. Связывают это с тем, что, давая письменное разрешение на покупку конкретных лекарств, медицинские части фактически расписываются в их отсутствии, что может вызвать подозрение со стороны надзорных ведомств.

Препараты же, прописанные заключенному еще на свободе, часто подменяются тем, что найдется в тюремной аптечке.

Фонд «В защиту прав заключенных» ссылается на случай:

«Обвиняемый П. является инвалидом II группы в связи с полным удалением желудка и части пищевода. На протяжении полутора лет он содержался в СИЗО города Владимира, где ему отказывали в разрешении на передачу ферментного препарата «Креон» со ссылкой на то, что в учреждении имеется его аналог панкреатин. Доводы о том, что действие панкреатина происходит в желудке, которого у обвиняемого П. нет, а действие «Креона» — в кишечнике, не имели действия ни на медицинских работников СИЗО, ни на руководство медицинского управления ФСИН России. Эту проблему удалось решить только после обращения в Европейский суд».

Занижение стадии заболевания или группы инвалидности — еще одно распространенное явление. В карточке болезни у ВИЧ-больного вместо стадии 4 В может появиться 4Б, а вместо фазы прогрессирования диагностироваться ремиссия. Такое занижение не позволяет осужденному «дотянуть» до права на освобождение. А оспаривание диагноза требует независимой экспертизы и, следовательно, нескромных затрат. Получить же помощь гражданского специалиста больной может только в том случае, если нужный эксперт отсутствует в уголовно-исправительной системе, что система вряд ли признает.

Условия содержания

Сотрудница фонда «За права человека» Татьяна Говорухина убеждена — тюремные условия только провоцируют развитие болезни: «Переполненность камер, скудность питания, отсутствие диагностики, отсутствие смены АРТ-терапии, когда появляется устойчивость к лечению. На питание — около 70 рублей в день, можно ли нормально питаться за эти деньги?»

Как уже отмечалось, закон разрешает поместить заключенного в больницу на воле. Однако ФСИН неохотно «расстается» со своими людьми — как с осужденными, так и подчиненными, которые обязаны круглосуточно конвоировать заключенных в больнице. Плюс, по правилам, осужденный должен содержаться в отдельной палате — роскошь, которую не всегда могут предложить медицинские учреждения.

Но даже лечение «на гражданке» может превратиться в испытание для заключенного. Больного выписывают чуть ли не сразу после того, как тот пришел в себя. Все остальное долечивание происходит в системе ФСИН, а не в гражданской больнице. К тому же, как рассказала Татьяна, больных приковывают наручниками к кровати, чтобы не сбежали.

«Недавно поступало обращение — тоже вот так приковали, включили в палате лампу для дезинфекции и забыли выключить. В результате осужденный получил ожог. И не знаешь, кого винить — врача, медсестру или конвойного».

Чего (не) может добиться зэк?

По мнению правозащитников, заключенному очень сложно добиться послаблений внутри системы, человек фактически изолирован. Часто жалобы просто не уходят из колонии. На это осужденные тоже нередко жалуются.

Помимо этого, «сидельцам» запрещено иметь на руках копии медицинских документов. Позволено лишь делать выписки и знакомиться со своей картой. Расшифровать результаты анализов заключенному просто не под силу.

Единственная надежда для тяжелобольного — 54-е постановление («О медицинском освидетельствовании осужденных, представляемых к освобождению от отбывания наказания в связи с болезнью»). Как ни странно, добиться досрочного освобождения тяжелее всего тем заключенным, которые прибыли в тюрьму уже будучи больными. Объясняется это тем, что при заключении под стражу суд рассмотрел то обстоятельство, что человек нездоров, и вряд ли оспорит свое же решение.

Но даже при благоприятном стечении обстоятельств, когда ФСИН не против отпустить осужденного, в дело может вмешаться вторая инстанция — прокуратура. Если она посчитает, что человек не встал на путь исправления, суд, скорее всего, прислушается к ее доводам.

При этом институт ОНК, считают эксперты, фактически развален и не работает. Фонд «В защиту прав заключенных» обращает внимание: в 2008 году вступил в силу ФЗ «Об общественном контроле за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания и о содействии лицам, находящимся в местах принудительного содержания». За это время в большинстве субъектов России состав ОНК поменялся уже четыре раза. Если первые два набора, по мнению экспертов, состояли в основном из людей правозащитной направленности, то третий наборе ОНК примерно наполовину представляли люди, лояльные системе (бывшие сотрудники силовых структур). Осенью 2016 года в 42 регионах страны был сформирован четвертый состав ОНК, который в абсолютном большинстве состоял из людей, отстаивающих интересы системы.

Регионы и ВИЧ

Непростая ситуация с охраной здоровья, уверены правозащитники, типична для всех регионов. Тем не менее, по недавним данным, опубликованным РБК, в некоторых из регионов рост ВИЧ-инфицированных может быть напрямую связан с ростом зараженных заключенных в местных тюрьмах. В лидерах по числу ВИЧ-инфицированных — Иркутская, Кемеровская, Новосибирская области, Пермский край. Для наглядности, в Иркутской области на 2018 год больше 20% всех зараженных содержатся в исправительных учреждениях. В Ставропольском крае, Ярославской и Смоленской областях также более 20% новых ВИЧ-инфицированных находятся в СИЗО и колониях.

Алексей Соколов, уральский правозащитник и директор ассоциации «Правовая основа"*, считает, что высокое число ВИЧ-инфицированных в тюрьмах обосновано бедственной социальной обстановкой на свободе:

«Государство фактически отдало на откуп торговлю наркотиками частным лицам. Вспомните, у нас в Екатеринбурге возникло общественное объединение — фонд «Город без наркотиков». Граждане решили сами бороться с наркотиками. То есть общество полностью взяло на себя ответственность за решение проблемы, в то время как государство от нее самоустранилось. На мой взгляд, причина в этом — неэффективность государственного управления в отдельно взятом регионе. Чего еще ждать, когда наркоторговцы спокойно продают наркотики, а власть спокойно закрывает глаза, где-то, может, и способствует этому».

Кстати, недавно на сайте «Правозащитники Урала» появилась аналитическая справка об осужденных женщинах в исправительной колонии № 16. Из-за несвоевременной медицинской помощи и отсутствия лекарств заключенные умирали в жилых отрядах на своих спальных местах. По предварительным данным фонда, с 2016 года по апрель 2019-го от неоказания своевременной медпомощи скончались 13 женщин.

Более того, по словам адвокатов, администрация колонии всячески препятствовала распространению информации о случаях смерти и болезни — женщин запугивали и заставляли отказаться от своих показаний, а также принуждали отказываться от помощи юристов и адвокатов. В ход шли и прямые угрозы. Заключенной Нулиной (фамилия женщины заменена автором справки), согласившейся пообщаться с правозащитниками, колония угрожала тем, что женщина не сможет забрать своего ребенка из детского дома, так как администрация ИК направит туда отрицательную характеристику. В результате Нулина отказалась от показаний и смогла вновь встретиться с правозащитниками только по отбытии срока.

Обреченные умирать. Женщины

Согласно официальным данным от 1 июля 2019 года, в российских исправительных учреждениях находились 43 671 женщина, где 34 643 приходится на долю колоний и 9028 на СИЗО.

И хотя цифры по сравнению с прошлыми годами выглядят лучше (еще пять лет назад 57,7 тысячи женщин содержались под стражей), ситуация с болезнями и уровнем оказываемой медицинской помощи девушкам-заключенным выглядит печально.

По словам юриста и руководителя челябинского движения помощи тяжелобольным заключенным «Обреченные умирать в неволе» Оксаны Труфановой, женщины, попавшие в тюрьму относительно здоровыми, выходя на свободу, почти во всех случаях имеют различные заболевания.

«Повезет, если это будут не смертельные заболевания — чаще всего гинекологические, так как за решеткой зимой очень холодно, и работают женщины на улице часто»,

— отмечает Труфанова.

Дополняют список туберкулез и онкологические заболевания.

В ряде случаев приобретенные проблемы с репродуктивной системой приводят к тому, что женщины в дальнейшем просто не могут иметь детей. Однако в процентном выражении такой статистики нет, так как данные по вышедшим на свободу девушкам целенаправленно не собираются.

Как нет и отдельной статистики по девушкам, погибшим из-за тяжелых заболеваний, — как правило, есть только общая цифра по заключенным, без гендерного разделения.

Вопрос, кстати, не всегда в том, что женщинам не могут оказать квалифицированную помощь, часто они сознательно не заявляют о проблемах со здоровьем, особенно если речь идет о гинекологии.

Это связано с тем, что осмотры проходят не в приватном режиме, — как правило, в присутствии конвоира и под камерами видеонаблюдения. Причем следить за происходящим на экране может и мужчина — в колониях иногда просто не хватает женского персонала.

Ко всему этому добавляется и другая глобальная сложность — недостаточное количество медицинских учреждений для девушек-заключенных.

Яркий тому пример — челябинские исправительные учреждения, откуда тяжелобольных женщин этапируют аж в Красноярский край.

«Если для мужчин тюремные больницы есть почти в каждом регионе, то над женщинами продолжают издеваться»,

— подчеркивает Труфанова.

При этом у ФСИН есть соглашения с «вольными» больницами в регионах, куда также могут привезти, например, больную туберкулезом. Однако и тут не все так просто.

Этапирование и конвой стоят денег, и немалых, поэтому отправляют на лечение в обычные больницы неохотно. Чаще это происходит уже под давлением адвокатов и родственников заключенных.

«Они так и говорят, денег нет — платите за организацию конвоя и этап — а это бывает сотни тысяч»,

— рассказывает Труфанова.

Конечно, болезни приобретаются не только в местах заключения — часто туда попадают женщины с хроническими недугами. Но и в этом случае рассчитывать на лекарства и необходимую помощь приходится далеко не всегда.

Так, по данным информационно-правового центра «Правозащитники Урала», в женской исправительной колонии № 16 Свердловской области девушки с гепатитом С и ВИЧ несвоевременно или вовсе не проходили медицинские осмотры, то есть течение заболеваний фактически не мониторилось.

Нет в исправительном учреждении и необходимых лекарственных средств — женщины вынуждены лечиться самостоятельно с помощью тех медикаментов, которые они получают от родственников.

В больницу отправлялись только те, кто находился уже в крайне тяжелом состоянии, где в большинстве случаев девушки просто умирали.

Ни ежедневные обращения в медпункт, ни даже явные внешние признаки того, что болезнь приняла серьезный оборот, не могли убедить медицинскую службу колонии — женщин обвиняли в симуляции и отправляли обратно в отряд. Все эти случаи заканчивались самым печальным образом.

Отдельная тема — женщины с младенцами. Тут речь как о заболеваниях, так и о неудовлетворительных условиях содержания, которые в итоге приводят к различного рода проблемам, хотя, казалось бы, что даже в таких местах детям должно уделяться особое внимание.

Нехватка детского питания, подгузников и гигиенических средств для малышей — это одна сторона беды. Вторая — больные дети, которые — равно как их матери — не получают качественной медицинской помощи.

Сейчас, по данным ФСИН, при женских колониях имеется 13 домов ребенка, в которых проживает 457 детей. Цифра кажется небольшой, но тем страшнее выглядит статистика по детской смертности: в 2018 году умерло двое «тюремных» малышей, и это много.

Один из них погиб от инфекционного заболевания, при этом было еще восемь детей с таким же диагнозом, но их удалось спасти. Всему виной — несвоевременное оказание медицинской помощи: если бы малышей без промедлений вывезли в больницу, то печальных последствий можно было бы избежать.

Глобально статистику по детским заболеваниям в домах малюток при колониях отыскать не получится, собственно, как и по женщинам. Отдельные данные еще как-то прорываются через правозащитные проекты, как, например, «Женщина. Тюрьма. Общество», но в масштабах всей страны картину составить вряд ли удастся, сообщает Daily Storm.

*фонды «В защиту прав заключенных» и «За права человека» и ассоциация «Правовая основа» признаны в РФ иностранными агентами

ИА «Citysakh.ru»