Не разевай свою страсть на наш Хемультан. Авторская колонка Дарьи Агиенко

Бывший резидент Норвегии и ТВ-журналист, путешественник и близнец об особенностях национального характера и любви к Родине.

Кажется, это был вечер среды, когда мы сцепились пальцами в твиттере. А всё из-за ссылки на репортаж столичного критика, который будучи на фестивале кино больше фильмов запомнил то, что собственно размашисто, не жалея красок и присыпав хемультаном аутентичности записал.

Неделю скучающей птицей хаживал по Компроспекту да улице Ленина, разглядывал вывески, глотал пыль, не находил себе достойного дела и собеседников: «контакт в Южно-Сахалинске можно установить разве что с такими же приезжими, местные — даже таксисты и официантки — мрачны и неразговорчивы».

С неразговорчивыми шофёрами, это ему, не кривя шансоном, исключительно повезло. Какой местный таксист не любит болтливой езды?

Но про мрачность точно подметил. Только это ведь не наша сахалинская черта, а общероссийская. Хотя конечно, у них, там, в Московии как-то все помягче — экзистенциальные кризисы скрашивает возможность выгулять свои цветные штаны, например, по широким проспектам или унести свою печаль в каменную даль исторического центра — а у нас и этого нет. Потому мы, конечно, суровее. Но откуда бы ни был россиянин, выдавить улыбку из него — одинаково сложно.

Нам жалко потратить улыбку. Как будто с этой улыбкой мы окончательно истончим защитную оболочку, растеряем все кровинки, как в игре. Улыбнуться физически трудно. Легче — приумножать на лбу морщины, которые однажды и навсегда скукожатся в непробиваемый защитный панцирь — отличительная черта настоящего россиянина.

Нас выдает не манера одеваться или произношение — мы красивеем и умнеем, следим за трендами — спасибо интернету! — а выражение лиц и напряжение тел — маска психофизической печали.

Настороженность и грубость особенно бросается в глаза, когда долго с родиной не пересекаешься. И сидишь себе там, вдали от душещемящего, но такого родного угрюмого хамства, лелеешь тоску и тихонько любишь. Да, вдали от родины по родине страдается как-то слаще.

Думаю, что и писать колонку из Норвегии, мне было бы куда ласковее, нежнее. И любить вас всех - моих вечно недовольных соотечественников на расстоянии - легче.

Но я же такая же, как вы. Мрачная и угрюмая. Заряда норвежской улыбчивости мне хватило на неделю. А потом всё — разом иссякла. Причем до дна. Надела кирпич вместо лица. Чтобы не выделяться. И чтобы продавщицы не смели хамить, а таксисты — не вздумали разговаривать.

Вон и наши же ученые сказали, что за последние годы мы стали невыносимо мерзкими. Да боль у нас записана в генах! Страдание — наша национальная идея, а будни — сплошной гимн упадку. И кажется, что исповедуя философию хмурости, нам никогда не достичь просветления. Но можно просто уехать. Если вы конечно страсть как хотите ментально переродиться, стать навечно добрым и наслаждаться сервисом, тишиной и природой. Но если вы хотите другой, непредсказуемой и полной угрюмых приключений жизни — добро пожаловать домой.

«Нищая нежность»

фрагмент из цикла стихов Т. Кибирова о Родине

Ну, была бы ты, что ли, поменьше,

не такой вот вселенской квашнёй,

не такой вот лоханью безбрежной,

беспредел бы умерила свой —

чтоб я мог пожалеть тебя, чтобы

дал я отповедь клеветникам,

грудью встал, прикрывая стыдобу,

неприглядный родительский срам!

Но настолько ты, тётка, громадна,

так ты, баба, раскинулась вширь,

так просторы твои неоглядны,

так нагляден родимый пустырь,

так вольготно меж трёх океанов

развалилась ты, матушка-пьянь,

что жалеть тебя глупо и странно,

а любить… да люблю я, отстань.

Вороны, летающие в закатном солнце, прервали ностальгическое ворчание. Всё-таки мир теплее наших представлений о нём. Надо, надо исправляться. Надевать улыбку почаще. В конце концов, брать пример с Киркорова и его из глубин проснувшейся самоиронии.

Но мало сгенерировать ощущение тотальной доброты. Высший медитативный пилотаж — сохранить его в себе. Хотя бы до первого разговорчивого таксиста.