5
Огромный павильон, сразу за городом, среди парковой зоны, вотчина продавцов иллюзий, органично вписывался в пейзаж, столь далекий от бетонных, безликих глыб-зданий Города - последнего крика урбанизации подлунного мира.
Алекс остановил машину на переполненной дорогими автомобилями стоянке. Именно здесь располагался Центр Киноиндустрии, и именно здесь находилась, пресловутая Сканирующая Сфера Главного Образа, лишившая многих живого и трепетного действия актёрской игры.
Было раннее утро. Обильная роса на газонах и розовеющий восток в туманной дымке. Перед тем, как войти в здание, он непроизвольно оглянулся и задержал шаг.
Мир вокруг был прекрасен. Даже Город вдали, устремленный этажностью вверх, выглядел неузнаваемо сказочно. Эта застывшая в свои лучшие минуты реальность, даже отдаленно не напоминала весь кошмар прошлой жизни. Здесь, со стороны, отсутствовал всегда довлеющий ужас заблудиться, затеряться в лабиринтах улиц. И стать чужим. Чужим всем, кто затерялся среди этой, праздной и вечно спешащей, толпы. В несложных эскизах реальности, свой принимающих мир.
Но он знал! Он чувствовал это, - среди них, всё так же, как тысячи лет назад, бредут наугад одиночки, к собственному и неумолимому финалу на Площади Роз, - но в своих сомнениях, они много выше других - от того и не понятые всеми.
И Алекс Мишин, более не мешкая, вошёл в огромный павильон. Предъявил на входе билет актёра Высшей Категории и пошёл по огромным и пустым коридорам. Навстречу судьбе, навстречу непознанному, играя роль послушного и лояльного лицедея.
Его встретили с немалыми почестями, провели сквозь ряды неизвестной ему аппаратуры большого полукруглого зала, с множеством экранов. Всё происходило, словно на некой зыбкой грани реальности, за которой не просматривается ничего, лишь смутные образы причудливо корчились, так и не сумевшие пересилить настоящее и обрести, - наконец-то; то ли предметную ипостась, то ли облик неких тайных символов в дрожащих границах миража.
Обязательный душ с дурно пахнущими струями воды, - он догадался; для того, что бы смыть самые микроскопические частицы, теперь уже инородного здесь, что он вынес в порах кожи, уже из другой реальности, - реальности покинутого настоящего. Следующей процедурой было напыление на обнажённое тело металопорошка, для лучшего восприятия сенсорами Сферы.
Когда он прошёл первую ступень обязательной подготовки. Очистил тело, желудок и мочевой пузырь. Его бережно, как царственную особу, укутанного с ног до головы в белую, стерильную простыню, два ассистента провели в уже виденный ранее зал и усадили в мягкое и удобное кресло, предложив выпить фужер прозрачной, как слеза ребенка, жидкости, с чуть горьковатым вкусом и запахом йода, и вышли.
Одиночество не было долгим. Вошли ещё двое, совершенно других, но всё так же, в белых, стерильных халатах и в марлевых масках, ассистентов. Осмотрели его, словно он был куклой, неживым манекеном, заглянули даже в рот - и остались, видно по всему, довольные произведенным осмотром. И только после этого, наконец-то, обратили на него своё внимание, как на живого человека, как на личность. Один просто улыбнулся, другой, как-то обыденно, словно Алекс на приеме у зубного техника, сказал:
- Вы напрасно волнуетесь. Это совершенно не опасно. До вас через надобную процедуру прошли тысячи и никто, поверьте мне, не пострадал. Сейчас, вы войдете в Сферу - неловко повернувшись вполуоборот, он показал рукой на запертые двери - А там должны вести себя, как можно естественнее, что ли, - да не мне вас учить - улыбнулся и он. - Прочтите, словно вы находитесь перед зрителями, несколько монологов, - все равно каких, - отрывки из прозы на ваш выбор, несколько стихотворений, - любых, хоть детские считалки, особой роли это не играет, и если можете - спойте. Но главное - движение! Представьте, перед вами многотысячная толпа зрителей, и вы должны, вы просто обязаны их не разочаровать. Побольше эмоций, характерных жестов... Если вы готовы - вперёд! - Он даже подтолкнул Мишина, слегка прикоснувшись рукой в защитной резиновой перчатке.
- Идите! Будет музыка, цвет и яркое освещение... только - он вновь улыбнулся - Аплодисментов и оваций не будет. Идите, же!
Алекс Мишин вошёл в освещённую матовым светом Сферу. При первых же его шагах, внутри необычного и неопределенного пространства, погас свет, и зазвучала музыка, вырастая из неизвестности, из непостижимой глубины. Это был Берлиоз — Фантастическая Симфония, узнал он по первым же прозвучавшим аккордам, несмотря на особое, стилизованное звучание и, несомненно, авторскую аранжировку.
Время замерло, приостановив свой бег. Звучал Рахманинов, Моцарт, Бах, - без перехода, без ожидаемой последовательности эпох. Звучал, так любимый им рок - н - ролл, в своих разнообразнейших проявлениях; от легкого диско-рока, до хард-рока и хэви-металла - бунтующей бурей звуков, гитарных рифов и пронзительного соло в блюзовых вариациях. Джазовые синкопы сменялись не затейливыми мотивами современной популярной музыки, испанское болеро и следом - французский шансон с хрипловатым голосом певца. Высоцкий, с наполняющим душу восторгом и болью России. Цыганские, тягучие, как бесконечная степь, напевы. Сложные рисунки ритма танцев свободолюбивых жителей гор и соло азиатской зурны. Плакала скрипка, всё заполнял орган. Звучала музыка всех времён и народов, - и он принимал её, пропуская сквозь душу, бурно реагируя при смене формаций мелодий мимикой лица, эмоциональными жестами и малоуловимым движением тела. От возвышенного и вдохновенно-созерцательного, до полного равнодушия и неприятия.
Но вспыхнул яркий свет, и ожили в красках стены Сферы, они оказались цветовым и пространственным фоном будущих действий.
После недолгого молчания, он начал говорить, и стены, огромные цветовые панно реагировали на каждое его слово, на каждый его жест. То ярко вспыхивали разноцветными всполохами, цветными языками пламени, то резко переходили в единый цвет; от изумрудно-зелёного, до багрово-кричащего, как закат. И рдели ярко неподвижным фоном в насыщенных тонах, медленно угасая и сходя на нет, то вспыхнув нежданно - неожиданно, как озарение среди полной тьмы безнадёжного существования. Это была музыка цвета.
И здесь, уже просматривалась некая закономерность, сопричастность его словам, звучащих в Сфере и действию.
Алекс начал с монолога Хлопуши, мгновенно войдя в образ каторжанина, - он говорил, протягивая огромные, - так ему мнилось - руки в затенённое, невидимое пространство, и жил, тем прошлым моментом осени...
Вот он уже был в роли Мавра у ложа прекрасной Дездемоны... Он Иванов, - потерянный в холоде скуки со спасительным револьвером в руках...
Это был театр одного актёра, вереница образных перевоплощений и монологов. Он ненавидел, любил, был циничен и приторно добр – он лицедействовал!
И последнее, что он приберёг для себя, для тех, кто, возможно, идёт следом, был монолог грустного мима, уставшего молчать в карнавале феерического праздника:
Зачем же плоть?!
Коли душа мертва,
Рассвет и одиночество, -
Совсем не панацея…
Пред Вечностью,
Лишь на секунду цепенея,
Благословляю я живых,
И суетных в делах!