3
- Вы позволите?
Алекс поднял голову, оторвавшись от своих, не очень радужных раздумий.
Кафе постепенно заполнялась людьми. Фон голосов прекрасно гармонировал с никчемной музыкой, создавая объёмное пространство, под завязку насыщенное весельем, ленью, и где-то, очень долгожданным досугом.
У его столика стоял седой, в строгом костюме, что не как не вязалось с атмосферой заведения, посетитель преклонного возраста.
- Пожалуйста. Здесь свободно.
Эта незапланированная помеха не возмутила, и даже совсем не задела его, - туда, куда он ушёл – в свои раздумья, - реальность пробивалась с большим трудом.
Он не боялся одиночества, - он просто устал от него. Ведь он всегда чувствовал его и покорно смирялся с ним, понимая, что это издержки его профессии, как впрочем, и творчества вообще. Человек творящий, создающий и созидающий, так же одинок, как человек оделённой большой властью. Бывали застолья, беседы и споры, – но всё проходило – а одиночество, – оставалось.
Его новый сосед по столику, дождался заказа и принялся, есть, не поднимая взгляда. Алекс не смотрел на медленно жующего визави – он был далеко, он думал о своём. И вопрос, неожиданно прозвучавший из уст последнего, застал его врасплох, - он даже вздрогнул.
- Вам плохо?
- Мне? – актёр посмотрел на говорившего. – Почему вы так решили?
- У вас все ваши переживания на лице. По всему видно, - жизнь вас крепко взяла за горло своей неумолимой хваткой…. Вы не подумайте, - я вас сразу узнал, хоть и не слишком часто провожу время у экрана видиокона.
- Спасибо за соучастие! Вы абсолютно правы – жизнь взяла меня за горло! Но ничего, переживу…
Случайный собеседник долгим взглядом посмотрел на Мишина, и вдруг, совершенно неожиданно, сказал:
- Вам надо выговориться. Снять с души кокон защитной оболочки и открыться. Это в иной раз, здорово помогает, уж поверьте мне, старому, я сам много раз бывал в подобных ситуациях, когда практически нет надежды на лучшее.
- Выговорится? О чём? – удивленно спросил Алекс.
- О наболевшем! Это чуть уменьшит боль и поможет пережить, пока время не излечит окончательно.
- Вы что – психотерапевт?
- Да нет – улыбнулся собеседник Мишина – скорее всего законченный альтруист-одиночка… неизлечимый хроник альтруист – добавил он и вновь улыбнулся легко и непринуждённо. – Говорите, - я готов выслушать всё. Мне всё интересно, а времени у меня предостаточно. Пожалуй, не на одну печальную повесть хватит…
- Что повесть будет печальной, вы уже изначально уверены, ещё не услышав ни слова, - неужели столь плохи мои дела?
Визави молча, пожал плечами и затем неожиданно встал, протянул Алексу руку, прямо через столик.
- Владимир Степанович Нектов, пенсионер, на заслуженном отдыхе. Человек далёкий от искусства, но смею вас заверить, - от равнодушия ещё дальше.
Актёр более внимательно, как-то по-новому посмотрел на невольного собеседника, и, не смотря на то, что за свою жизнь был неоднократно предан даже друзьями и близкими, - ему он поверил сразу, без раздумий. Пожал протянутую руку и отпил из рюмки ликёр.
- Я даже не представляю с чего начать?
- Начните с сегодняшнего утра, так будет много проще…
Мишин на минуту задумался и начал рассказ:
- Утро, как утро, ничего собственно экстраординарного не произошло… если отбросить житейские, семейные проблемы, но и они, увы, как следствие предыдущих моментов жизни. Всё связано в тугой узел, и мне трудно нащупать конец…
- Вы не на сцене, и не в кадре видоискателя – одобряюще улыбнулся Нектов – Можете говорить, как вам заблагорассудится. В свои немалые годы, я научился слушать других… хотя возможно и слишком поздно. – Уже другим, более грустным тоном добавил он. – С возрастом, если и не все, то очень многие, становятся терпимей, что ли, мудрей ли…
- Что вы думаете, об искусстве нашего времени вообще и о шоу-бизнесе в частности? Мне интересно мнение человека со стороны.
- По моему мнению, а я могу заблуждаться, - это далеко не равнозначные категории, хотя что-то общее, безусловно, есть, как бы это не камуфлировалось, не скрывалось. И мне кажется, что этот искусственно рождённый симбиоз – прямая заслуга средств коммуникаций и новейших разработок в сфере высоких технологий, поставленных на службу производства развлечений. Культура стала более доступной для большинства. Стало совсем не обязательным прочитывать толстенные тома литературных произведений, пытаясь самостоятельно добраться до сути, шаг за шагом продвигаясь по лабиринтам сюжетов. Достаточно просто нажать нужную клавишу – и перед тобой любой из величайших шедевров культуры – экранизирован, озвучен и где-то, а это самое опасное, упрощён к пониманию. Некая стилизация, подгонка под общий, усреднённый уровень восприятия. Всё это оказалось неизбежным для массовой культуры, способной с экранов видиокона говорить с миллионами, которые могут выбирать, голосуя собственной клавишей на пульте выбора программ. Если есть выбор – значить есть рейтинг просмотров, всё нанизывается на общий стержень – эксклюзив мало востребован – значить, не угоден. Не угоден продюсерам, получающих от количества просмотренной рекламы свои дивиденды. Не угоден тем, кто просто разучился думать и анализировать, и привык получать всю информацию в разжёванном и легко усвояемом виде. Вот об этом я сожалею, как многие иные патриоты культуры, а не эрзац-суррогата, что в большинстве своём нам и преподносится. Вся культура, практически вся, - стала массовой. А по моему разумению – этого не должно быть! Или может я не прав? Но я не вступаю в споры на форумах. Не приглашают меня и на разнообразные ток-шоу. Я не просто не удобен, я и опасен, как человек здравомыслящий и не принимающий чужих стандартов и вне любых форматов. Меня никто не убедит, что 90-60-90 - это эталон красоты для миллионов, а Сева Дегтярёв король эстрады. Впрочем, здесь и личное, - мне этого не надо! Я живу своим миром! И в нём, уверяю вас, много прекрасного и возвышенного!
Теперь Алекс Мишин смотрел на своего собеседника с уважением, и даже с удивление. Этого он не ожидал. Переваривая услышанное, он просто спросил:
-То есть, вас полностью устраивает позиция стороннего наблюдателя?
- Да, если угодно! Я никого не хочу переубеждать… - он вздохнул – Я просто устал…
- А вы слышали о Сканирующей Сфере Главного Образа?
- Приходилось, правда, издали. Какие-то отголоски; рекламы ли, споров ли – не помню. И, как я начинаю понимать, именно в этом суть вашей нынешней проблемы?
- Проблемы – это мягко сказано – это смерть для искусства в целом!
Мишин вспыхнул, зажёгся. В глазах появился живой блеск.
- Вы, простите, если не секрет, кто по основной профессии?
- О! – протянул Владимир Степанович – Моя профессия слишком далека от высокого искусства – в прошлом, я инженер-строитель!
Казалось, актёр был удовлетворён ответом.
- Вот вы, перед началом строительства составляли проект, всё просчитывали и лишь, затем строили, созидали, создавая что-то вполне ощутимое и зримое, начиная с нулевого цикла – с фундамента?
- Приходилось. – Сказал удивленный собеседник Мишина – И не раз.
- Вы, конечно, использовали для собственных расчётов машины, - я имею в виду компьютер, хоть я дилетант в строительном деле, но я подозреваю, что это именно так.
- Да.
- Вот вы: на бумаге ли, в памяти компьютера ли, создавали предварительный… ну, как это сказать – образ будущего объекта, его виртуальное, но вполне законченное воплощение. Это ведь так?
- Ну, да, в общих чертах – да!
- Но вы на этом не останавливались? Я имею в виду чертежи и проекты. Вы доводили дело до конечного результата, - в этом случае – это сданный под ключ строительный объект?
- Почти всегда… за редким исключением.
- Вот! Вы не довольствовались только виртуальным воплощением своей деятельности, А вот нас, я имею в виду актёров, принуждают пользоваться только виртуальным воплощением. В этой пресловутой Сфере, при помощи разнообразнейших сенсоров, запоминающих устройств и ещё целой кучи иной аппаратуры, с актёров снимают своеобразную матрицу, некий штамп образа, где присутствует буквально всё; голос, эмоции, жесты, телодвижения.
- Н-да, - пожал плечами инженер-строитель. – Довольно занимательную историю вы мне пересказали, милейший, замечу я вам.
- Извините! – Довольно грубо перебил его Алекс. – Я ещё далеко не всё, как вы выразились, «пересказал». Следующий этап, - сценарист, под неусыпным оком команды продюсеров, пишет сценарий по выбранной теме, а режиссёр – а то и несколько – это тоже веяние последних лет, разыскивают в общей базе данных, где тысячи, десятки тысяч подобных матриц, нужные типажи актёров. Затем в дело вступают программисты, которые, буквально за несколько дней монтируют нужный фильм. Теперь в этих действиях не требуется живого участия актёров, как и не требуется декораций, для этого существуют матрицы фона. Желаете Древний Египет – пожалуйста, к вашим услугам. Желаете марсианские пески – нет проблем – нужная клавиша всегда под рукой.
- Д-да, - опять протянул Владимир Степанович. – Насколько упрощается процесс…
- И не только упрощается, но и затраты, что не маловажно в этом мире чистогана, сведены к минимуму – уменьшаются в разы. И тебе ни съёмочных площадок с всегдашней толкотней актёров и обслуживающего персонала, последних, как известно много больше. Ни скандалов, сопутствующих почти каждому дню съёмок… ведь по сути людей нет! Лишь компьютерные персонажи, да программисты с операторами.
Нектов жестом остановил говорившего.
- Может, выпьем что-либо посерьёзнее? К этому разговору, как никогда, подойдёт родная сорокаградусная, а то у меня от ваших рассказов в горле запершило.
Когда принесли водки и необходимой закуски, они, не мешкая, выпили по первой, затем, как водится, после небольшой паузы и по второй. И Мишин, закусывая пупырчатым малосольным огурчиком, продолжил:
- Если вдуматься, то киноиндустрия в целом благодаря Сканирующей Сфере, стала зарабатывать огромные по всем меркам деньги. Получая на каждый полновесный вложенный рубль такую сверхприбыль, что и торговцам оружия и не снилось. И это последнее, решило всё. Буквально несколько месяцев назад, я присутствовал на съёмках, где был занят в качестве актёра в одном, ныне очень известном фильме. Сейчас он в прокате и делает неплохие сборы – не буду вдаваться в подробности, но скажу к слову, - там, из двадцати задействованных персонажей – ваш покорный слуга один, да, да - вы не ослышались – один, играл вживую!
- Потрясающе! А как же гонорары актёрам, - я имею в виду тех, чей образ, облик ли, не знаю, как правильно выразится – был использован?
- Ну, здесь, скажем, - не всё так плохо, скорее наоборот. За использование матрицы, актёрам идут неплохие отчисления, в зависимости от объёма проката и показов на экране видиокона. И даже, если образ актёра, не востребован довольно продолжительное время, он всё же получает отчисления из специально созданного фонда ежемесячное пособие, вполне достаточное, что бы ни умереть с голода и не оказаться на улице. Так же, сразу после записи матрицы, по выходу из Сферы, здесь же, каждый получает кредитку с разовым перечислением. Это своеобразный бонус, в прямой зависимости от Категории актёра, а Категория – это тоже изобретение Продюсерского Центра вкупе с Профсоюзами.
Они ещё выпили по рюмке водки, и Нектов, задумчиво сказал:
- А может, это всё не так уж плохо, как вы себе представляете? Многие актёры имеют гарантированный заработок.
- Вот именно, - большинство так и говорит. Наивные! Они ещё не понимают, что следующей ступенькой «прогресса», будет полный отказ от матриц актёров. Зачем платить? Наука высоких технологий развивается семимильными шагами в движении вперёд, и не за горами время, когда исходный материал будут брать прямо с улицы. Причём за очень небольшую плату…. А то и задарма, извините за грубость. Любой обыватель спит и видит себя на сцене и согласится без всяких условий пройти Сканирующею Сферу, - только предложи. Но и это не придел новшествам, в конце концов, создадут суперкомпьютер, могущий не только создавать запланированное действие, используя заданные матрицы образов, а создавать для своих же творений, весь исходный материал, объединив всю накопленную информацию о миллионах матриц и на базе этого создавать, некие комбинированные персонажи… и привет – актёрская профессия умрёт… умрёт живое искусство…. – помолчал и продолжил – А ведь уже многие смирились с таким положением вещей, я имею в виду актёров - после небольшой паузы, добавил с горечью – И даже мой, любимый и очень талантливый, ученик.
Нектов почувствовал настроение актёра и, не мешкая, разлил по рюмкам ещё по порции живительной влаги. Они, молча, выпили и после недолгой паузы, Мишин сказал с горечью:
- Это убьёт актёрское мастерство и талант, данный от Бога. Это прямая дорога к стагнации творческого начала, что присутствует в сфере разумного изначально. Уже и сейчас ощущается застой и затхлость в новых «шедеврах» большого кино. Кинотрюки, компьютерная графика, музыка, наконец, - не спасают положение. Да, я забыл сказать; есть один, не маловажный фактор, который для меня в корне неприемлем, - ваш образ, ваша матрица, называйте, как вам заблагорассудится, не в этом соль, - может быть использована и без вашего желания, по инициативе Продюсерского Центра, - это выходит уже их интеллектуальная собственность. Лично я, не хотел бы, что бы мой виртуальный двойник с экрана видиокона, денно и нощно, уговаривал обывателей покупать шампунь от перхоти определённой марки… или резиновые изделия разового пользования.
Знаете, Владимир Степанович, ведь теряю не только я, несколько я – теряет весь цивилизованный мир, - это прямая дорога в Некуда. Искусство сцены, актёрство в частности, перестанет в любой мере учить добру, нащупывая скрытые от посторонних струны душ многих, противостоять умножению зла в этом мире, который и так, к великому сожалению, погряз во зле под самую завязку. Вы прекрасно знаете, - не с Луны свалились и не первый день живёте, - всё так же, как и тысячи лет назад, на этой планете процветает рабство, жертвой террора может стать почти каждый, даже совершенно не причастный к политике индивид. За любую возможность иметь больше, - могут просто убить – это проще и много легче, чем заработать самому. А кинематограф, - я говорю о лучших его проявлениях – может и не излечивал полностью людские пороки, но всё же, хоть как-то, уменьшал их влияния на человека и учил добру. Это была высокая трибуна, с которой можно было запросто говорить с миллионами. И этого теперь не будет. Вместо простых и насущных идей добра – пропаганда вещизма, прямая и скрытая реклама товаров, и где-то, что очень и очень опасно, - пропаганда некого образа жизни и просто поведения в обществе, исподволь оплаченная толстосумами.
Вы не подумайте, - я не революционер, я не против частной собственности на средства производства и не против накопления капитала вообще. Я только против безнравственного поведения капитала и его вседозволенности. И это, на мой взгляд, много опасней, чем даже безнравственное поведение нескольких тысяч простых людей. По-моему, а я могу быть не правым, могу ошибаться, очень страшно и неуютно жить в мире, где правит капитал, единственной целью которого становится прибыль, - прибыль несмотря ни на что.
Алекс виновато улыбнулся.
- Что-то я сегодня разговорился, будто молчал много лет и завтра мне умирать. Извините.
- Говорите, без оглядки на меня, - я сегодня расположен, выслушать многое.
Нектов уважительно смотрел на актёра, как видно ему была понятна позиция последнего и она нравилась.
Они в очередной раз выпили, и Мишин продолжил:
- Получилось то, что и следовало бы ожидать. Авторы сценариев, режиссёры-постановщики, одни из первых оказались под прямым диктатом «денежного мешка». И о какой свободе творчества, позвольте, здесь может идти речь – если те, кто даёт деньги, решают буквально всё. Могут править диалоги, урезать, убирать и вводить новых героев, согласно своим представлениям о творчестве. Это конец! Я совершенно не знаю, что мне делать и как мне поступать?
- Да, - вздохнул собеседник – Это для вас нелёгкий выбор….
- Выбор?! – Алекс Мишин, даже привстал в эмоциональном порыве. – Его, увы, нет! Не выходить же нам, актёрам, на улицы, в толпу, напялив дурацкие колпаки и вооружившись картонными мечами, смешить и развлекать толпу. Тешить своё самолюбие жалким фиглярством за кусок хлеба. Нет уж, увольте, лично я к этому не готов! Можно ещё смириться, сломать себя, как цельную натуру и жить жизнью спокойной до тошноты, в качестве простого обывателя, сытого и довольного всем бюргера… или даже блогера, последние, кстати, хоть как-то, пытаются донести до других свои взгляды, достучатся, разорвать круг одиночества. Честь и хвала им - они ищут, они находят и в отличие от выше названных бюргеров, не просто бегут от реальности – они её пытаются изменить. Опять же, - не все! Многие, как это ни скорбно, всё же, просто проживают свой отведённый срок, ориентируя свои потребности в общеизвестных рамках лозунга: «Хлеба и зрелищ!», получая свою заслуженную пайку и часами пяля глаза на экран видиокона, просматривая очередной тысячесерийный фильм о пустых, выхолощенных героях повседневности, с манерной, сладко-приторной игрой действующих лиц – язык не повернётся назвать их актёрами – и с затасканным, до помутнения, сюжетом… А я не хочу так жить! Есть, пить, в свободное время валятся с пультом видиокона на диване и просто размножаться, тиражируя подобных себе, хоть и не увеличивать процент зла, но и не противостоять ему. Отдавая последнему форпосты настоящего, что с таким трудом отвоевало всё человечество за многие тысячи лет нелёгкого пути поиска Истины и Гармонии…
Можно бороться! Биться лбом в бетонные стены, выйти на улицы, в толпу, найти неравнодушных и сочувствующих, и, обретя поддержку, вновь поднять цветные знамёна всеобщего передела существующего порядка. Старо! Старо, как миф о всеобщей справедливости и братстве. Надо не разрушать всё до основания, в иллюзорной надежде выстроить что-то новое, лучшее и великолепное на развалинах старого – а всего-навсего менять пути и направления, приоритеты и цели в настоящем, не уповая всецело только на будущее. Жить настоящим…
- Ну, этого, - я имею в виду полное разрушение – не стоит даже желать. – Нектов поднял рюмку – Это всё мы уже проходили неоднократно. Это бесполезная трата времени и ресурсов… в том числе и людских. - Он выпил крупными глотками водку и отставил рюмку в сторону. – Я стар – я очень стар. Родился ещё в конце двадцатого века. Я прекрасно помню и знаю, то, что вы не можете знать в полной мере.
Это было время смены формации. Безжалостное время перемен. Начало происходило без большой крови и разрушений – народ был к этому готов. Перемены давно назрели. Но страшное, смею уверить вас, невосполнимое, случилось позже – когда настало время накопления капитала. Это было время неразберихи и полный беспредел. Демократические ценности, о чём говорилось с самых высоких трибун, оказались сплошным мифом – когда дело коснулось материальных сфер. Небольшая кучка прохвостов, я не имею морального права озвучить их имена – пусть сгинут в безвестности – оказались в нужный момент, в нужном месте – в очень опасной для общества близости к власти. Да и к власти, стоит заметить, пришли далеко не диссиденты, кто открыто выступал против ранее существующего режима, которых держали за колючей проволокой и гноили в «психушках», или просто вышвырнули за пределы родного отечества, а относительно небольшая группа перевёртышей, занимающих и раньше не столь малые посты в государстве. Были даже партийные бонзы самого высокого полёта. И они, в своей сути, воспитанные в лучших традициях продвижения во власть, быстро уловили необходимое напряжение толпы и конъектуру дня, многоопытно и ловко оседлали мутную волну перестройки и вышли на самый верх. На первые роли руководителей государства, диктуя, совершенно отличные от прежних, моральные принципы. Вместо того, что бы в нормальном режиме перестраивать экономику – они выбрали самый неудачный, но скорый путь, дающий возможность хорошо хапнуть, - много и быстро. Провели скоропалительную приватизацию, наштамповали для народа пустых, ничем не обеспеченных бумажек, который, как и следовало ожидать, ничего с этого не поимел, - и скупили, на эти же бумажки – себя, при распределении, они не обидели, - огромные заводы, фабрики, сырьевые ресурсы и всё остальное. А на что не хватило бумажек, забрали практически даром, путём доведения до банкротства, с немалой помощью продажных чиновников, которые были не прочь урвать от делимого пирога. И всё это на фоне огульной болтовни с экранов телеканалов, радио и иных СМИ во время хронического безденежья, когда зарплата рабочим и служащим не выплачивалась месяцами… годами. Такое началось, - врагу не пожелаешь. Государство, как структура, по сути, рухнуло и уменьшилось в своих границах в добрую половину.
Ваш покорный слуга, в то незапамятное время, всё же успел, пройдя через мытарство и трудности, окончить Вуз и молодым специалистом пришёл на огромный металлопрокатный завод, на должность прораба ведомственной строительной бригады. Уже пылали пожары локальных войн на окраинах, некогда огромной, державы. Многие национальные князьки, так же решили урвать по максимуму, и им было глубоко наплевать на кровь простых людей, на разрушенные города. Каждый тащил к себе. За три-четыре года, буквально на ровном месте создавались миллиардные состояния – и это было беспрецедентно в масштабах всей планеты. Я не буду касаться всей глобальной перестройки, - скорее дележа, нажитого не одним поколением граждан. Это долгая история.
Как было сказано выше – я пришёл на завод. Это было уже далеко не лучшее время. Рабочие более полгода не получали зарплату, завод погряз в долгах, и был, как водится – объявлен банкротом. Было введено внешнее управление, для продажи предприятия и всех активов. И завод, я смею вас заверить – действующий завод металлопроката, был выкуплен за смехотворную сумму, - чуть более цены зарубежного автомобиля, не самой престижной марки. И самое страшное – его купили не ради восстановления производства и выплаты долга работающим, уверен вы не за что не догадаетесь, ради чего был куплен этот завод? Ведь в то время, вы ещё были наверно в пелёнках.
- Зачем? – спросил заинтригованный Алекс.
Нектов горько усмехнулся и сказал:
- Его просто порезали на металл и вывезли за границу в переплавку, выручив за это не столь значительную сумму – но зато сразу и без проблем!
- Вот это, да! – только и смог сказать Мишин – Я и не подозревал, что такое возможно. И почему об этом сейчас молчат?
- А молчат, скорее по тому, что последующие правители или были сами, где-то косвенно, а где и напрямую, участниками этого грабежа – иначе сие действие не назовёшь. Парламент вовремя принимал законы, амнистирующие за прошлый беспредел, всё уменьшая сроки давности, ну, а пресса, - она была просто задавлена денежной массой, внезапно хлынувшей из всех щелей нового информационного пространства. Были, конечно, правители, которые хотели изменить существующий порядок, но стоит только было задеть хотя бы одного новоявленного толстосума, как буквально весь мир, все СМИ начинали кричать о конце демократии, о возврате к старому, Да и проблем ежечасных хватало у этих правителей, что бы браться за разборку в этой сфере. Они прекрасно понимали, что это может вылиться только в очередное перераспределение - не более, а страна пострадает, ибо; и финансовое и политическое положение державы, было не столь стабильно. Некоторые СМИ выступали оппозиционно, кусая довольно больно власть за любые промахи – но их было мало, и они не смогли договориться между собой, из-за своих неуместных, на данном этапе, амбиций. И из-за этого потеряли многих своих сторонников, постепенно перейдя под жёлтые флаги сплетен и диктата гламура.
Это было страшное время, я сам, собственными глазами видел, как плакал Главный Инженер предприятия, совершенно седой и достойный человек, не один десяток лет своей жизни отдавший этому заводу. Но мы, тогда не были в одиночестве, как вы сейчас, - мы вышли на улицы города с протестом, - но так и не достучались до власти, которая впрочем, всё продолжала делёж. В нескольких выпусках теленовостей, - нас назвали красно-коричневыми и показали выборочные кадры протеста, которые были выгодны другой стороне.
Мы в то время не нашли справедливости. И это был полный крах, и даже не крах старой системы, как утверждалось - крах в душах людских, обворованных и униженных.
- Это было так давно и наверняка частный случай. - Мишин, был просто ошеломлён услышанным.
- Нет, уважаемый, - здесь вы не правы. Это творилось сплошь и рядом. Я же очевидец тех событии, живой участник. Всю свою дальнейшею жизнь, я оскорблённый такой несправедливостью, жил, работал и молча наблюдал за дальнейшим ходом событий. Так что, дорогой мой, - я ценный свидетель той эпохи. Мы тогда получили свободу мысли, свободу слова - но что стоит эта эфемерная составляющая на фоне тотального бедлама. Убрал пару строк, умолчал чуть или просто не допустил к публикации, по мотивам весьма далеким от политики, мало ли что; закорючка - запитая не там или точка - вот и всё, баста, - вся свобода, бери каску и на Горбатый мост. Может, достучишься до очередной подачки.
Тот человек, который за бесценок купил завод, много позже, стал работать более цивилизованно, в рамках закона. Уже не так часто шагал через головы и не так много разрушил. Только если в силу привычки - а так, жил открыто, не гнушался подавать руки простым людям, когда созревала необходимость в подобном. И это была, - на мой взгляд, совсем не его заслуга, сменилось время, сменились нормы поведения, сменились правители, не мог же этот хаос продолжаться и по сей день, - но я абсолютно уверен, что в душе своей, он так и остался, варваром - это навсегда, - это не лечится; ни временем, ни перевоспитанием. Он и нажил себе состояние во время всеобщей неразберихи - потому что - изначально был варваром по своей натуре. Не будь этого передела, работал он бы где-нибудь в мясной лавке рубщиком мяса, главенствовал, чудил бы и издевался только над своими близкими, - над семьей. Но случилось так, как случилось. С возрастом наш герой стал набожным, делал немалые отчисление в Храмы, и даже в припадке патриотичности выкупил для государства у частных владетелей несколько полотен Врубеля и списки ранее вывезенных за границу икон. Ни мало жертвовал на благотворительность, регулярно организовывал бесплатные обеды для неимущих, и даже назначил несколько грандов для особо одарённых студентов, - о, ирония судьбы! - в сталелитейных Вузах. Детей своих и внуков выучил за рубежом, в высококлассных университетах за немалую плату. Впрочем, они так и не вернулись в своё охаянное отечество. Там за границей было много спокойнее жить и заниматься бизнесом. Не надо было видеть умирающие от безнадеги, от безденежья и алкогольных суррогатов бытовой химии, рабочие окраины городов и посёлки аграриев с зарастающими окрест полями. Там не было такого разгула преступности, когда здесь могли убить простым молотком престарелую старушку, несущую жалкие крохи издевательской пенсии домой, - кому-то, в очередной раз не хватило нескольких купюр, для покупки ежедневно необходимой дозы наркотика. В любой момент могли обокрасть, ограбить и просто изнасиловать среди белого дня.
Он умер не так давно. Я не присутствовал на пышных похоронах героя той эпохи. Но это мероприятие освещалось по всем электронным и таблоидным СМИ. Он так всю жизнь, до последнего вздоха, ругал родное отечество, хотя и имел правительственные награды за заслуги перед ним. Могу прервать повествование и сказать, что и я сам тоже был некогда приставлен к подобной награде, но увидев в списке этого героя - я прямо на церемонии, где вручались эти награды, переборов своё искушение - очень хотелось иметь подобную награду, - отказался. Был скандал, который, впрочем, быстро заболтали и замяли. Несколько раз он избирался в представительные органы власти. Что самое удивительное, - избирался народом, который он обкрадывал и унижал не один десяток лет.
Нектов замолчал, погрузившись в свои воспоминания. Для Алекса пауза показалась слишком долгой, и он прервал её, спросив:
- Вы это к чему, все это мне рассказали, Владимир Степанович?
- А вы, любезнейший Алекс, ещё не поняли, не осознали, где кроются корни вашей проблемы. Всё, от чего вы ныне страдаете, появилось и проявилось далеко не на ровном месте, шлейфом, источником происходящего - и есть, тот безжалостный, не видимый раньше по масштабам, передел собственности. Надо понимать, что власть, что дала возможность таким быстрым, лёгким, но бесчеловечным путём заработать огромные состояния - не могла сама остаться в стороне, всё это вкупе и породило человеконенавистническое отношение к простому, не столь успешному в своих начинаниях большинству. Уже в то время, я слышал, как некие раскрашенные примадонны, одетые излишне нескромно и где-то с явным вызовом, прямо с экрана телевизора, открытым текстом называли простой народ быдлом. Свободных, практически беззащитных от лукавства и лжи, большинство нормальных людей, превратили в рабов обстоятельств.
- Да вы, Владимир Степанович, — идеалист, да и только! Неужели и вы возжелали равенства и всеобщего братства? С такими взглядами впору; или на баррикады или в монастырь, подальше от повседневной суеты сует.
- Да нет же! – вспылил седовласый собеседник Мишина - не надо понимать, всё вышесказанное, превратно, - я никогда не требую глобальных перемен и нового передела в обществе. Как было сказано, - через это, я уже прошёл - и лозунги были под стать. Но мне, как воздуха, без которого невозможно жить, требуется справедливость и равные возможности.
- Философия… - задумчиво проговорил актёр, и, помолчав уже совершенно неожиданно, добавил – А знаете, - спасибо вам! Мне как-то стало легче, уютней, что ли в этом мире, если рядом находятся такие, как вы.
- Без лукавства?
- Совершенно искренне!
- Тогда я спокоен за вас, - вы сумеете сделать необходимый выбор. И ещё - добавил он - Не посчитайте за банальность; сходите в церковь.
После этого Нектов встал, давая понять, что разговор окончен, простился, сославшись на неотложные дела, и ушёл, оставив Алекса наедине с самим собой. И он, наш загнанный в тупик герой, понял, что это сделано вполне разумно и намеренно. Никто в этой ситуации в целом мире не способен ему помочь, - только он сам.