6. Элеонора.
Человек! Силуэт человека там, в предрассветной дали. Пытаюсь нарушить свободный полет, взять под контроль, но тщетно. Дергаю руками и ногами, как марионетка в неопытных руках кукловода, пытаясь придать полету нужное направление - но толку не больше, как если бы я попыталась бы, при земном притяжение, оторваться от поверхности и взлететь. Теряю драгоценные минуты, секунды сна - и наступает пробуждение. Но в этот раз без резкого перехода. Сквозь туман выткалась реальность. Индикатор сенсора на панели управления видиокона, как рубиновый глаз сказочной птицы, светится в полумраке спальни. Мирно тикают часы у изголовья, цифры, зеленые закорючки секунд корчатся в танце, достаточно медленно и плавно - а хотелось бы, что б стрекотали, бились в конвульсиях, как на дисплее дозиметра, при приближении к "горячему массиву". Но время не подвластно эмоциям, у него свой пульс и размеренность…
Уснуть. Быстрее уснуть, зная наверняка, что сон не повторится, не будет сновидений - временное забвение.
Не хочется думать и анализировать происходящее…
Я, познавшая полет, категорически не приемлю иного способа передвижения. Мне надоело, таскаться по каменным лабиринтам мегаполиса, жалким экспонатом на чужой ярмарке успеха. Пусть я одинока - но я узнала иной мир, иную реальность. Быть причастной к этой тайне - это ли, ни счастье? Пить из незамутненного источника живительную влагу новизны, а не быть распятой на перекрестках улиц, и не кривляться в вечном карнавале чувств, скинув легкие босоножки и напялив котурны, все знающей, все понимающей леди, чуть-чуть приподнявшись над толпой - это не по мне, это не для меня.
Во время завтрака, отец, на миг, оторвавшись от еды, оглядел меня, словно видел впервые, и сказал:
- Что толку сидеть целыми днями дома, как… старая дева. Скоро карнавальное шествие, и я не вижу, что бы ты хоть как-то готовилась к этому празднику.
Я молчала. Карнавал, что ж - это прекрасно. Феерическое ночное шествие. Маски, костюмы, мишура… ежегодный праздник. Но всегда наступает утро. Холодное, отрезвляющее и туманное. С рваными лоскутьями праздничных, дивных костюмов. С фантиками и другим мусором, что обильно усеет улицы города. И еще долго будет таскаться за ногами угрюмых прохожих, уже далеких от этого праздника, переселившихся в монотонность буден, вспархивая в порывах ветра разноцветьем бабочек, пока работники муниципальных служб, проклиная всякого и вся - наведут в Городе относительный порядок, приведя все в обычный и повседневный вид.
- Я заметила, что в последнее время, она сама не своя – не замедлила вставить мать.
- Замуж пора. - Съязвил брат.
На что отец только хмыкнул и продолжил прерванный процесс жевания.
Слава Богу, что все спешат. У каждого свои заботы и проблемы, а не то, тут бы началось такое - врагу не пожелаешь…
Уже ближе к обеду; может, мучаясь от безделья в ожидание ночи, может, подсознательно следуя мудрым советам родных - созваниваюсь с Эльгой, с одной из незамужних, давних подруг.
Недолго поговорили о всяких необязательных делах, лишь бы было о чем говорить. Выслушана парочку новых сплетен и слухов, и уже, перед самым прощанием, когда я уже была готова отключить сектор связи видиокона, как она неожиданно,- но не это ли я сама подсознательно, ждала, - узнав о моих планах на ближайший вечер; в которые, не входило, как впрочем, и всегда, ничего срочного и экстраординарного, - предложила провести этот вечер в ее компании.
- Будет человек семь-восемь, - тараторила она в привычной манере - вполне приличные люди. Посидим, послушаем музыку, - короче расслабимся. Приходи! - и назвала свой новый адрес, где-то, судя по индексу, возле Старой Стройки.
Дверь открыла сама Эльга. Бросилась расцеловывать, обдав жаром, запахом терпких духов и сладкого вина - полный букет веселья. Глаза ее в полумраке прихожей сверкали, искрились неподдельной радостью, переполнившей ее по самые уши.
- Проходи! Будь как дома!
Полуосвещенный зал… Тихая музыка, специально созданная для любви,- эффект квадро-плюс. Не совсем внятное бормотание певца, пытающегося высказать все интимное, что сохранилось в памяти о прошлой встречи с любимой девушкой, где-то под стеклянным куполом Зимнего Сада.
И стоило мне шагнуть в глубину зала, как музыка вошла в меня, зазвучала во мне. То, угасая до шепота, то, взлетая высоко, голос солиста, неожиданными переходами, заставлял сжиматься сердце…
- Лехан. Эдик. Минора… - Эльга, не давая ни секунды на адаптацию, знакомила с присутствующей компанией. Будто следуя музыке - лица полуосвещенные, неясные, неестественно бледные, неживые - в замедленной последовательности, то выплывали откуда-то из полумрака, но уходили, растворяясь неизвестно куда, небрежно в полупоклоне, холеные и равнодушные. И все здесь сосуществовало с представкой полу, - полумрак, полупоклон, полуулыбка, не разберешь - кто есть кто. Лишь явное излишество цветовой гаммы в одежде, да вызывающе дерзкий макияж, в кой-то мере разнообразили компанию, даруя взгляду возможность ухватиться за что-то отличительное, с большой натяжкой можно сказать - индивидуальное.
Девушка в голубом, - кажется Мэл, - чуть приглушила музыку, подготавливая присутствующих к дальнейшему действию. Смена декораций не заставила долго ждать - распахнулись искусно спрятанные створки бара-холодильника, и замедлено, с помпой выкатился искусно сервированный столик, обильно иллюстрированный разнообразием бутылок с различными напитками: от вин богатой палитры, до коньяков, водки и виски в запотевших бутылках, графинах. Здесь же, - выстроенные строго по ранжиру: фужеры, бокалы, рюмки - сверкали холодным, в миг вспотевшим хрусталем. И далее: вазы с диковинными, различными фруктами, тарелки тончайшего фарфора со сладостями - каждая неповторимый натюрморт.
С глухим плеском падали кубики ароматизированного, разноцветного льда. Юноша в зеленом, с блеском, с завидной долей ловкости, не на йоту не нарушив антуража - подал мне бокал.
Легкий смех. Ничего не значащие разговоры ни о чем. После нескольких глотков дивного нектара - не иначе - что именно так, душа и трепетное тело слились в единении, и музыка влилась в разум, усиливая этот, такой неожиданный симбиоз. Стало легко и спокойно. Время замерло и отступило - бесшабашное, веселое безвременье.
Танцуя, не смотрю партнеру в глаза - это все тот же, в зеленом. Глянцево-приглаженный, как персонаж лубочной буколики, - пасторали безвременья. Он что-то шепчет самовозбуждаясь, но я знаю: ему до меня совершенно нет дела, да и не мужчина он вовсе - так декоративная безделушка, с явными признаками нарциссизма. Самовлюблен, самонадеян. Слышит только себя, видит только себя… Но чуть приятно. Это видно колдовство музыки, и привораживающая атмосфера веселья. Пытается целовать - отворачиваюсь, прячу губы - и это тоже игра. Старая заигранная пьеса - очень грустный водевиль… Тоска не проходит, лишь прячется глубже. Близится финал - сценарий давно известен. Пара за парой исчезают, растворяясь в недрах квартирного блока. Лежащих мест, как всегда в достатке…
Но нет ребята, хмель хмелем, но здесь я вам не попутчик… Снимаю с плеч, уже привыкшие чужие руки. Его глаза - глаза испуганной мимозы, если бы у мимоз были глаза.
- Нора?!
Полу-вопрос, полу-восклицание - жалобно, но в то же время, требовательно:
- Что с тобой?
- Со мной все в порядке, не раскисай… - "дурачок" мысленно добавляю я, но не вслух. Не буду обижать человека зря, еще не знаю что там, в глубине - но оболочка мне не нравится. Но только из-за этого, не стоит быть грубой, - всякое возможно - может в принципе, он не так плох, как кажется…
Но чувствую себя старой, куда старше его. Старая, как мир, как сама любовь…
- Мне пора уходить. Созвонимся.
Не здесь, - нет, не здесь обитает моя еще не встреченная любовь. Я знаю это - и от того сильна. Сильна, как никогда. Старая, старая - хоть и не дева вовсе - ведь не всегда, я была так сильна, как теперь…
Ухожу не прощаясь. На улице, как всегда туман и нет звезд. Фонари, освещенные окна и многотонные глыбы зданий. Кто сказал, что это застывшая музыка камня? Неправда - это вопль, крик протеста и даже бунт! Стянутая в корсет бетона, приниженная вечным смогом - природа мстит противоестественному беспределу - безжалостно давя на разум, на психику человека, лабиринтом мрачных улиц в ненастье, усиливая одиночество и растерянность.
Что в сущности своей человек? Венец творения? Носитель разума? Весьма сомнительно. Самозванство - не более… Скорее робкий ребенок, несущий в себе лишь потенциал разума и громадный заряд саморазрушительной силы - так будет вернее, хотя может не истина вовсе, а поиск истин - тоже удел, и привилегия человека разумного. Но человека чуть отошедшего в сторону от толпы, прочувствовавшего свое одиночество и сумевшего понять - впереди не прямая ухоженная дорога - великое множество перекрестков с правом выбора и без, великое множество тупиков и дорог в некуда, и от того, так много скорби… Боль, любовь, ненависть и покой – все это лихорадка буден - вечный бег. Рождение сакральной мысли от нехватки знаний, - и где-то рядом - всплеск фантазии. Придуманные миры, персонажи и их судьбы… Но вправе ли они существовать? Вдруг они воплощаются и живут, пусть даже где-то там, в ирреальном мире, в виртуальной действительности игры ума, в Зазеркалье ли - но живут. Есть ли в этом опасность? Да, есть! Дело даже не в том, что кто-то возомнил себя Демиургом, кто-то пророком, не сумев самоограничить взлет фантазии и понять все последствия содеянного. Не так страшны выдуманные личности и выдуманное. Страшно и опасно то, что, кто-то другой, много позже, когда и автора уже нет, не сумев до конца прочувствовав, не понять всех нюансов, - воссоздаст, растиражирует в непомерных количествах непонятое. Озвучив, заэкранизировав все, что в его понимании достойно зрителя, - это значить толпы, хотя придумано для единиц, для интимного прочтения, наедине с собой. И поползут по экранам двухмерные тени уродцев, говоря пустые монологи, в которых острым ножом недопонимания вырезано, по мнению соавторов, все ненужное и бесполезное… Мне страшна судьба этих героев…
Иду, как на автопилоте, отклоняя не единожды прозвучавшие предложения развлечься: от зрелых мужчин, молоденьких парней и даже девушек. О, темпера! О морес! Но нет смысла возмущаться, устраивать сцены - все происходит настолько тривиально-обыденно, как что-то естественное, и чуть ли не обязательное. Но только по обоюдному согласию, в этом-то и вся соль нынешней демократии - все живут в добром согласии и доверии - масса уравнивает всех и вся. Блага, секс и зрелища - для всех.
Один из величайших писателей начала двадцатого века, как не прискорбно, ныне совсем забытый, смог заглянуть много вперед: "Всякий нумер имеет право - как на сексуальный продукт - на любой нумер". Что ж, это вполне достойно быть увековечено в скрижалях и нашего времени, лишь с небольшой оговоркой: по взаимному согласию. Но существует совсем не придуманная опасность, что эта оговорка со временем может просто исчезнуть…
Дошла без приключений. Где-то среди этих окон-сот - моё. Небольшая комната в семейном квартирном блоке, где хоть изредка, но я могу быть собой, без притворства и нелепых ужимок. Но главное - предстоящая ночь - мать-утешительница одиноких сердец. Неведомый путь эскапизма, - ещё не подвластный толпе…