К О Т У Р Н Ы

/Провинция. Рок-фантазия сегодняшнего дня, в пяти эпизодах/

Действующие лица:
1. Крикунов Максим - художник, 29 лет.
2. Севастьянова Дарья - студентка, 19 лет.
3. Севастьянов Игорь Петрович - бизнесмен, владелец рыбообрабатывающего завода, крупный акционер нескольких угольных разрезов, отец Дарьи, 53 года.
4.Севастьянова Татьяна Ильинична - домохозяйка, мать Дарьи, за сорок.
5.Севастьянова Полина – выпускница средней школы, сестра Дарьи, 17 лет.
6.Шмулевич Александр - журналист, друг Крикунова, 31 год.
7.Крайнова Ирина /Ирэн/- свободный художник, 32 года.
8.Исаев Владимир - работает в охране, бывший офицер, друг Крикунова, 38 лет, известен, как Замполит.
9.Коврига Андрей /Корж/ - деловой молодой человек.
10.Бармен.
11.1-ый мим.
12.2-ой мим. /оба одетые по молодёжной моде, где-то даже гротескно.

Действие происходит в губернском городе на острове Сахалин.
Время действия: наши дни.


Эпизод первый.

Интермедия первая.
Закрытый занавес. Со стороны правой и левой кулисы, навстречу друг другу, движутся два мима. Походка, жесты - все гротескно, более подходяще к пародии. К середине авансцены они встречаются. Объятие, похлопывание друг друга, размахивание руками. Затем один и следом другой заглядывают за занавес. Оба недоуменно пожимают плечами, один машет рукой, явно не понимая происходящее. Обнявшись, уходят вдвоём вправо. Занавес открывается.

Квартира Севастьяновых. Современный интерьер, во всем чувствуется
достаток. Диван, столик и книжные полки с книгами в дорогих
переплётах. Дверь справа и дверь слева. Из левой двери выходят
Дарья и Крикунов.
Дарья. Проходи. Садись здесь, /показывает на небольшой диван/
отлучусь на минуту, надо же, подготовить родителей.
Крикунов. Слушай, ты побыстрей, а то мне, здесь не совсем комфортно. Такое ощущение, что я названный гость в этом великолепии.
Дарья. Успокойся! Все будет хорошо! /уходит в правую дверь/
Крикунов. /один/ Даже цветов не купил… раззява. Вечно витаю где-то в облаках, а самое необходимое и земное, упускаю из вида. По всем канонам знакомства с семьей возлюбленной, я как претендент, просто обязан произвести самое благоприятное впечатление… Хотя Даша говорит, что родители просты в общении… Посмотрим… посмотрим… /осматривает интерьер комната/ Н-да, не бедствуют… О! Это же полное издание энциклопедии «Терра»… Весьма впечатляет… хотя мне кажется в этом издании, здесь в этой квартире, прямой необходимости, нет; так разве, в качестве интерьера... а ведь, кому-то, эти книги необходимы для работы, но цена на это собрание, не оставляет ни малейшей надежды для простых смертных. Впрочем, о чем я взялся рассуждать, ещё не известно наполнение. Но все же, мой друг Шмулевич, буквально, как говорит молодёжь, съедет с катушек и умрёт от тихой завести, узнав, что я держал в руках, одну из этих, так разрекламированных, книг /встает и берет один том/ Прилично выглядит, прилично…
/пауза, во время которой Крикунов рассматривает книги, затем весь интерьер комнаты/
Интересно, скольким же кислород перекрыл, папаша, на пути к этому изобилию. Надо же - бизнесмен. Прижилось слово, обкаталось в народе, и уже не вызывает, закономерное вроде бы ранее, неприятия.
/из правой двери, выходит Полина, медленно, не глядя на Крикунова, проходит через комнату, но в конце не выдерживает, смеется и бегом заканчивает свой путь за левой дверью/
Сестра, наверно. Дарья говорит: шебутная девчонка и от поклонников нет отбоя, так и виснут на телефоне... Красивая, покружит мужикам головы в своё время.
/входят Игорь Петрович, Татьяна Ильинична и Дарья/
Севастьянов. Ну-с, - здравствуйте, молодой человек!
Крикунов. Здравствуйте, Игорь Петрович и Татьяна Ильинична, разрешите представиться: Крикунов Максим Николаевич! /в сторону/ Вот понесло!
Севастьянов. Рады, очень рады знакомству, правда, Танечка?
Севастьянова. Это очень любезно с вашей стороны зайти к нам. А то, только и слышим: Максим сказал, Максим знает… Ваш авторитет в глазах дочери непререкаем. Давайте присядем.
/проходят и рассаживаются, стоит только Дарья/
Севастьянов. Позвольте полюбопытствовать, чем же вы занимаетесь в жизни?
Дарья. /укоризненно/ Папа! Я же говорила – Максим художник!
Севастьянов. Помолчи, дочка! Слава Богу, люди мы уже взрослые и есть надежда, что разберёмся сами… Так-так, значит – художник?
Крикунов. Да!
Дарья. Он готовит в нашем городе авторскую выставку!
Севастьянов. И это значить, если я правильно понял, вы только этим ремеслом зарабатываете свой хлеб насущный – или это просто хобби?
Дарья. Папа!
Крикунов. Я работаю профессионально… но сейчас в поиске достойной и высокооплачиваемой работы. Сами понимаете, одним искусством в провинции прожить маловероятно.
Севастьянов. Значит безработный… и как успехи в поиски?
Крикунов. Через знакомых узнал, что появилась вакансия в рекламном отделе, в одной, очень не плохой торговой фирме…
Севастьянов. Ну, и…?
Крикунов. Ни сегодня завтра, жду звонка.
Севастьянов. /с иронией/ Забавно… Вам, судя по всему, уже далеко за двадцать?
Крикунов. Двадцать девять!
Севастьянова. Игорь Петрович, в вашем возрасте, Максим, уже возглавлял промышленный отдел Горисполкома!
Севастьянов. Да, не обо мне речь, Танюша! Времена нынче иные – далеки от идеальных, - миром правит капитал! Мне просто интересно: что за душой у вас, мил человек? Какая цель вашей жизни? Только не надо философии и размытых, не вполне ещё осознанных желаний, - исправить, изменить мир… Судя по большинству отзывов среди моих знакомых, нынешнее поколение, больше устраивает транжирить и проматывать по ресторанам и казино, то, что великим трудом и лишениями, скопили другие… Или я не прав?
Дарья. Папа! Максим не такой!
Севастьянов. /с улыбкой/ Даша, доченька, ты ещё сущее дитя, и многое не понимаешь. Я прожил жизнь и знаю, как меняются люди под напором обстоятельств. Сегодня он пай-мальчик, место в общественном транспорте уступит, старушку через дорогу переведёт – а дай ему власть! Подчиненным не позавидуешь, будет крут, предвзят и перестанет выслушивать мнение других. Сегодня он нищ и гол, а заведись у него приличные деньжата – он уже Билл Гейтс! К нему и близко не подступишься – мгновенье – и он стал другим! Или я не прав?
Дарья. Он не такой!
Крикунов. Возможно, в общих чертах вы где-то и правы, не мне судить. Я не считаю себя знатоком человеческих душ, как собственно, вы. Только замечу, если человек настоящий, без внутренней фальши – он мало подвержен влиянию окружения…
Севастьянов./с ухмылкой/ Это вы сказали, или где высечено на каменных скрижалях в назидание потомкам?
Крикунов. Я так думаю!
Севастьянов. Оно и понятно… Жизнь в неведении, тоже имеет свои прелести - живешь, как за глухой стеной. Но если присмотреться - стена то, не более чем мираж.
Крикунов. Я не прячусь от жизни, ни за какие стены!
Севастьянова. Мне кажется, мы здесь собрались совершенно по другому поводу?
Севастьянов. Что ж, поговорим и о деле. У меня две дочери и я самонадеянно верю - прекрасные дочери, и мне, как уважающему себя человеку, далеко не безразлична судьба каждой. Вот вы, я же совершенно не знаю ваших намерении по отношению к Даше, это что - сватовство?
Дарья. Папа, не будь же неандертальцем, пока Максим, просто изъявил, желание познакомится с моими родителями - и все!
Севастьянов. Так уж и все? Ты ещё юна и не можешь прослеживать ситуацию конкретного момента, и тебе ещё рано судить, да, извини за откровенность, и не тебе… пока.
Дарья. /обиженно/ Как это, - не мне?
Севастьянов. Просто, девочка моя, ты ещё не вполне сформировавшиеся личность, так сказать, - заготовка, болванка будущей детали.
Дарья. Вот спасибо, папочка, утешил!
Севастьянова. Игорь, зачем же так, здесь дело простое и достаточно
прозрачное, и я думаю, если в этом доме моё мнение ещё что-то значит, - тебе не следует напускать тумана, молодые сами в состоянии разобраться и принять решение о своём будущем
Севастьянов. Будущее… Будущее лепиться сегодня. Девочке надо, как призывал вождь пролетариата; учиться, учиться, и ещё раз учиться. Она ещё не окончила университет, - и это немаловажный фактор…
Крикунов. /вставая/ Да! Если хотите - это сватовство! Но, как я вижу, моя персона, здесь явно не ко двору!
Севастьянов. Спокойно, молодой человек! Мы достаточно взрослые люди и умеем, как я надеюсь, договариваться. Посидим, поговорим, обсудим… Даша! Будь любезна, принеси хорошего вина!
Севастьянова. Я помогу,
/Дарья и Татьяна Ильинична уходят в правую дверь/
Севастьянов. Садитесь, хотя говорят, что в ногах правды нет, /улыбается вполне миролюбиво/ я могу добавить, нет её и в другой части тела…
/Крикунов садится/ Я буду говорить с вами начистоту, без уводящих от сути преамбул и лирических отступлений, как я и привык говорить в своей жизни, и упаси Бог, вам усомниться в моей искренности и попытаться задним числом обвинить в деспотизме; ибо все, что будет сказано, сказание будет вам обоим во благо. Я уже говорил,- у меня две дочери, и обои, могу уверить вас, мне очень дороги. Они ещё молоды, можно сказать: ветер гуляет в юбках. И каждая, имеет свой норов, желая поступить всякий раз по своему, и я, где касается несущественных мелочей: выкрасить голову в вызывающие тона, одеться во что угодно - не препятствую этому, - такова, если хотите, моя политика, таков мой воспитательный маневр… Но я достаточно крепко держу вожжи, когда дело касается важного и судьбоносного. Уж здесь, я не умолим, поверьте на слово! Вне всякой зависимости и самой малейшей скидке на нынешние времена и царящие теперь нравы. Времена, как и нравы способны меняться - это не более чем фон толпы - а цели и приоритеты - вечны, неизменны и не свергаемы!... Мой дед, жил уже много лучше моего прадеда, который был забитым, серым и подневольным крестьянином, - он был приказчиком при богатом купце, а затем и подрядчиком государственных заказов на строительство мостов и дорог. Казна щедро оплачивала его работу, пока революция семнадцатого года не перевернула все с ног на голову, но и здесь, он не оплошал, имея хватку и будучи грамотным, - засел в писарях при волисполкоме, тем самым, прокладывая дорогу своим детям, в частности моему отцу. Отец в своё время успешно выучился на рабфаке, был агрономом, затем и председателем колхоза, и, буквально вынудил, заставил, за что я непомерно ему благодарен, меня молодого и непутевого, выучиться на инженера… Правда, в этом качестве я проработал совсем не долго, выбрал совершенно иную стезю, - медленно и уверенно, начиная с самых низов, где-то временами даже теряя в зарплате, полез в гору и достиг за свою жизнь не малых постов в исполнительной власти…
Крикунов./иронично/ Это уже целая теория приспособленчества!
Севастьянов. Теория, через, чур, громко сказано - многотрудный и целеустремлённый путь во благо семьи и собственного потомства.
Крикунов. По всему видно, хоть и окольными путями, но вы знакомы с ранними работами Жана Батиста Ламарка…
Севастьянов. Да хватит паясничать, и не пытайтесь уличить меня в безграмотности - этого вам не удастся, в своё время я был прилежным учеником и смогу, не смотря на прошедшие годы, отличить Дарвина от Ламарка. И зачем, простой житейский разговор уводить в сторону, в заумь и дебри спорных истин, когда и существующая реальность для вас, чуть приоткрытый занавес, перед не всегда понятным действием…
Крикунов. Становится интересно, вы бы не томили Игорь Петрович и выложили все сразу, что мне неизвестно - и я это почту за Новое Откровение.
Севастьянов. Я для вас не пророк, но жизнь-то, вы видите сверху, от того и поверхностно, а я всегда в гуще событий и многое неизвестное вам могу приоткрыть… Вот вы, наверно до сих пор наивно считаете, что смену формации, смену строя произвели крикуны-диссиденты и недовольный народ?
Крикунов. А разве не так?
Севастьянов. Конечно же, нет, мой дорогой. Это не более чем сказка для инертного большинства и полнейший бред. Мы, и только мы, избрали этот путь, все просчитав и взвесив…
Крикунов. Извините, не совсем понял, - кто мы?
Севастьянов. А те, кто видит много дальше собственного носа и пейзажа за окнами, как бы не был он прекрасен. Мы - это обширный слой, чуть ли не основной массив промышленного потенциала страны и ряд многих стоящих у власти по всей вертикали, начиная с самых низов и кончая головокружительными верхами; умные и где-то пассионарные люди, которым потребовалось, что-то, более ощутимей, более существенней, чем просто власть и достаток. Если честно - выгода всему первопричина, можете мне верить на слово. Мы прекрасно видели и знали, как можно жить, имея больше деньги и власть, как и живут люди за рубежом, умеющие думать и зарабатывать, - не прячась, не камуфлируя своё истинное положение в обществе. Конечно, я согласен, пришлось пройти через хаос, беспредел и многое другое, что неудобоваримое для простого обывателя и просто гражданина, но согласитесь - цель оправдала средства, - и уже сейчас можно с удовлетворением констатировать, - жизнь налаживается и для большинства.
Крикунов. Зачем же, такая неприкрытая ложь, вы же сами прекрасно, знаете, что это далеко не так!
Севастьянов. Ну и пусть, пока чуть-чуть не так, но это, поймите, исправимо. Многие нашли себе достойное дело и могут обеспечить не только своё будущее, свою старость, но и будущее своих детей и даже внуков. Впрочем, для разумных людей это и раньше, при старом режиме, отнюдь, не было проблемой,- но все происходило в более скрытых формах и куда в большей зависимости от занимаемого поста, и не так явно и открыто, как сейчас. Отсюда, и следствие: родители обеспеченных детей, хотят знать всю подноготную тех, кто составит пару их чадам. Как мне кажется, вполне закономерное и необходимое любопытство. Разве я, отец не вправе знать, кто мой будущий зять и наследник; здоров ли, организован ли к семейной жизни? Вот вы, как я понял из вышесказанного - если, не прав, поправьте - не имеете постоянного дохода, а это - извините - говорит о многом, и все больше не в вашу пользу…
Крикунов. Я буду работать!
Севастьянов. /смеется/ Не имея специального образования? Ни практики работы - ведь так?
Крикунов. Да!
Севастьянов. Что ж, само желание похвально, - но вы просто будете обречены, всю оставшиеся жизнь получать жалкие крохи; раньше, это куда не шло, но теперь, в этом море изобилия товаров, продуктов и услуг, в государстве, где столь ярко выражена разница между обеспеченными людьми и остальными - это заведомо невыносимое положение, отсюда, скандалы в семье и даже со временем крах, и не только финансовый, но и моральный. Что за этим следует, я надеюсь, вам не надо объяснять?
Крикунов. Под остальными, как я понимаю, вы подразумеваете практически любого из сограждан, за весьма редким исключением, - кучки нуворишей, волей судьбы сумевших оказаться в нужное время, в нужном месте, то бишь - у кормушки, когда настало время дележа нажитого миллионами, а всем остальным достались красивые фантики приватизационных чеков…
Севастьянов. Мне даже где-то нравится ваша прямота, любезный Максим, и прошу вас не подумайте, что именно я спровоцировал вас на этот откровенный разговор, ради жалкой возможности узнать вашу суть, вашу подноготную - я всегда открыт для полемики, это меня сильно заводит - и дает дополнительные силы… Но по всему видно - вы бунтарь, милый!
Крикунов. Я вам не милый!
Севастьянов. Эх, молодость, молодость, время, когда мы всесильны и всемогущи, даже для перестройки окружающего мира. Время полного отречения от всеобщих ценностей и прошлой морали… Мне очень жаль, но как я погляжу, - и в вашу голову достаточно крепко вбиты социалистические ценности… как впрочем, и в головы многих…
Крикунов. /с издевкой/ Неужели, уважаемый Игорь Петрович, вы уже сумели забыть, что именно вы из тех, кто буквально денно и нощно, вбивал эти самые ценности в головы своих сограждан?
Севастьянов. /смеется/ Ну было, было… С вами, мил человек, как я вижу, соскучиться трудно. И что-то есть в вас, что мне, пожалуй, нравится. Кто ваши родители?
/вбегает Полина, следом входят Татьяна Ильинична и Дарья со столиком, на котором вино и фрукты/
Полина. Все! Рекламная пауза!
Севастьянова. Ну что, милый, поговорили?
Дарья./Крикунову/ Максим, ты взволнован, - что случилось?
Севастьянов. Поговорить то, поговорили. Но знаешь, дорогая, наш претендент - бунтарь!
/Севастьянова, более внимательно, как-то по иному смотрит на Крикунова/
Севастьянова. /удивлённо/ Да неужели?
Дарья. Папа! Прекрати! Максим вполне нормальный и современный парень!
Полина. Полный отпад!
Севастьянов. Ну, уж, о ненормальности, пока не было сказано ни слова - не "Горе от ума", тем паче, и о современности. А вот насчёт "парня", вот именно здесь, я как-то, и беспокоюсь... Ему уже под тридцать, возраст, как я привык понимать, вполне зрелого мужчины... /с издевкой/ А вы случайно, не на дискотеке, познакомились?
Дарья. Прекрати, папа! Я уже давно вышла из возраста попсовой детворы, млеющих под фанерных мальчиков и девочек!
Севастьянов. Танюша, наша дочь, оказывается, уже выросла из коротенького платьица, а я то, грешный, как-то этого и не заметил. Может скоро приведет в порядок свой вид, или оденется хотя бы, как подобает юной леди и сменит причёску "невесть, что на голове"на нормальную.
Полина./фыркает/ На нормальную? Да она и так шляется по улице, как старая дева, со своей доисторической причёской и в прикиде прошлого тысячелетия!
Дарья. Да ну, вас всех! Разговариваете со мной, как с глупой и недалёкой девчонкой, - а я уже взрослая!
Севастьянов. Взрослая?! Гм, весьма сомнительно. Взрослый человек в первую голову думает о своём будущем… Ведь не хочешь же, ты сказать, милая, что вы создав союз, сможете обеспечить себе достойную и безбедную жизнь?
Севастьянова. Игорь! Может не стоит излишне драматизировать ситуацию, все же, Максим пришёл ради Даши, а не ради полемики с тобой! /Крикунову/ Если желаете, то расскажите о себе, о своей семье более подробно.
Полина. Колись, Макс! Сколько на твоей совести загубленных невинных девичьих душ?
Крикунов. 0 себе, если желаете. Родился я в глухой провинции на берегу дальнего моря, в небольшом рыбацком посёлке, откуда, в ясную погоду отчётливо виден Монерон. Родился я в семье простого рыбака, на долгих полгода уходящего в море. Моя мама, простой продавец в сельмаге, сейчас на заслуженной пенсии… отец, три года, как умер…
Севастьянов. Наверняка спился!
Севастьянова. /с укором/ Игорь, прекрати!
Дарья. Папа!
Крикунов. /пожав плечами/ По всему видно, что мой рассказ для вас совершенно излишен. Вы уже достаточно твёрдо определились в своих взглядах на мою жизнь.
/пауза/ Но к великому сожалению - вы правы, - мой отец умер от чрезмерной любви к алкоголю, мне совершенно не зачем скрывать этот факт. Ибо, это и не удивительно; большинство мужчин, вот в таких маленьких, заброшенных посёлках, лишённые своей основной работы в результате, как я уверен, совершенно неоправданных и скоропостижных реформ, которые, замечу для ясности, пока простым людям ничего доброго не принесли, умерли в достаточно дееспособном возрасте, именно от этой беды.
Севастьянов. Беда?! Да это не беда, это не горе - это порочный круг ничегонеделания и умственной лености, в ожидание вмешательства извне, сверху, в решение их проблем!
Крикунов. Может быть… может быть… не мне судить. Только замечу, - мой отец был светлым и добрым человеком и всю свою сознательную жизнь выступал против лжи и несправедливости. Как вам не желалось, что бы вы не говорили о крахе бывшей системы ценностей, но и он внёс посильную лепту в этот процесс… он не ожидал последующего за этим беспредела и беспардонного, беспричинного дележа, - просто не вынес этого, сломался как личность и не смог пережить, переждать… Жаль, очень жаль, что он, как впрочем, и многие иные, так и не успели воспользоваться плодами своей, пусть не столь масштабной - но все же борьбы - их были миллионы, кто выступал против существующего строя, зато /с усмешкой/ этим в полную меру пользуются другие, мало сказать лояльные той системе индивиды, но и даже бывшие апологеты.
Севастьянова. Мальчики! Не стоит ковыряться в прошлом, балансируя на очень скользких и не всегда внятных гранях, оставим это неблагодарное дело будущим историкам, лучше выпьем вина и поговорим о настоящем. А то, когда я слышу подобное, у меня моментально начинает болеть голова.
Севастьянов. Погоди, Танюша! Это прямой вызов мне и я должен ответить. Как же боролся ваш отец,- пусть земля ему будет пухом - с существующим строем? /хмыкает/ Пьяные разговоры в кругу собутыльников, анекдоты на кухне про вождей и тайное прослушивание глухими ночами "Голоса Америки" и "Радио Свободы" - это наверно и есть весь арсенал "борьбы"?
Севастьянова. Все, хватит! Мне надоело! Даша, разливай вино!
Севастьянов. Уж, нет! Пусть молодой человек ответит!
Севастьянова. Не сегодня, милый... Я предлагаю выпить за знакомство!
Севастьянов. Без меня! У меня много работы на сегодняшний вечер! Должен же, хоть кто-нибудь, беспокоиться о будущем семьи. Извините! /уходит/
Дарья. Максим, ты не обижайся на отца, он всегда очень занят по вечерам. Правда, мама!?
Полина. Папаша, полный тормоз!
Севастьянова. /удивлённо поворачивается к Полине/ А ты, стрекоза, почему ещё здесь? Иди быстренько в свою комнату и не мелькай перед глазами!
Полина. /обиженно/ Ну вот, всегда, так, как что-то происходит интересное, живое, меня, как ненужный элемент - вон из компании. Я тоже хочу вина!
Дарья. Мала ещё.
Полина./ Огрызается/ То же мне - старая дева…
/ уходит с достоинством на лице/
Дарья. Максим, ты, пожалуйста, не обижайся на отца, - он для меня все.
Крикунов. Да что мне обижаться – мы просто разные люди. Скорее он должен на меня обидеться, я как всегда невыдержан. Прошу у всех прощения.
Севастьянова. /весело/ Почему не пьем? /разливает вино по фужерам и все пьют/ Игорь Петрович, весьма занятый человек… Он всю жизнь был занятым человеком. Вы же знаете, Максим, как сложно в наше время, в нашем государстве заниматься бизнесом… Да, впрочем, /машет рукой/ да ну, все это. Надоело!
Крикунов. В общих чертах представляю… За Вас! /медленно пьет вино и все пьют/
Дарья. Давайте, наконец, оставим этот разговор!
Севастьянова. Я,- за! Наливай!
/Дарья разливает вино, все трое, чокаются и пьют стоя/
Знаете, Максим, мне лично вы нравитесь своей прямотой и полным отсутствием лести. Иной бы, в подобном положении, извивался бы ужом, льстил, нахваливал, и, как возможной будущей тёщи, комплименты бы сыпал звездопадом на фоне тёмного неба, хотя вполне возможно, где-то, в кругу друзей, бравировал, рассказывал занятные, и стоит заметить, не всегда пошлые анекдоты про тёщ… Эх! Годы мои, когда-то и я босоногой девчонкой… Что верится с трудом? Вполне серьёзная дама и вдруг босоногая девчонка… Было… было…
Крикунов./с жаром/ Я искренне верю!
Дарья. Моя мама была первой красавицей в города!
Севастьянова. /вздохнув/ Было… была… Помню море, влажный, прохладный песок у самой кромке воды и я бегу сквозь ветер, вперекор ему, и кажется, - впереди - вечность! Тогда все ещё казалось непостижимо далёким от суеты, от скорби, от – боли… Бывало смотришь в морскую гладь и веришь; вот сейчас, именно в этот миг, где-то там в дали, где пролегла ось симметрии, расколовшая единый мир на два, единое море на два, - на нижнее и на верхнее, на сочную небесную синеву и на насыщенную бликами, прощальными солнечными мазками водную гладь, мелькнет алый парус - парус надежды… Но день проходит в бесплодных ожиданиях, - и совсем не парус - багровый закат охватывает горизонт, главенствуя над миром, хоть и не на долгое время, привлекая, взгляды даже самых равнодушных и эгоистичных, своей неповторимостью, помпезностью, неким апофеозом… и законченностью - символом уходящего. Ты знаешь, что завтра все повторится, пусть чуть иначе, в иной палитре - но повторится… Повторится, но для этого потребуется пройти, прошагать через долгий день, заполненный суетой, делами и ожиданием… Грустно… И закат над морем, - тоже грустно…
/пауза/
Крикунов. Татьяна Ильинична, у меня нет надежды?
Севастьянова. /грустно/ Надежда всегда есть, уж так повелось, - ее убивают последней.
Дарья. Я поговорю с папой и все возможно разрешиться благополучно.
Севастьянова. Дай Бог, дай Бог… Вы верующий?
Крикунов. По большому счету - да! Я верю в Создателя и Спасителя - иначе же будет просто невозможно жить… Нельзя оставить безнаказанным любое преступление, любую слабость, от которой невинно страдают другие… Пусть это не сдерживает и не сдержит преступления, так говорят многие. Преступления против человека, против морали, кто совершает подобное, - живут без оглядки, без будущего - но пусть это будет! Я это буду знать - и мне будет спокойнее… Слишком много крови и слез, в этом, отнюдь не так ласковом мире, и это непростительная роскошь - позволить всем жить только ради себя, ради своих интересов,- шагать через других, развращая к давя слабых,- подчиняя и угнетая подобных себе. Вера, Надежда, Любовь - неразлучные сестры, они умерли в один день, и мне страшно - если это вновь повторится!
Севастьянова. Как я вам завидую.
Крикунов. Мне! От чего же?
Севастьянова. Вы… вы можете идти прямо, а мне этого не дано, увы…
/входит Полина/
Полина. /шутовски-смиренно/ Примите в компанию, сирую и убогую. Я просто не нахожу себе места от одиночества, в этой огромной, но совершенно пустой квартире.
Дарья. Так уж и пустой?
Полина. /просяще/ Я тихонько… я рта не раскрою…
Севастьянова. С трудом верится. Садись, егоза!
/Полина забирается, с ногами на диван и до закрытия занавеса сидит молча, внимательно слушая/
Дарья. Максим, как у тебя продвигается дело с персональной выставкой?
Крикунов. Довольно сложно, требуется определённая сумма - а у меня, как всегда, тотальное безденежье.
Дарья. Надо искать спонсоров!
Крикунов. Искать? Как ты это себе представляешь?
Дарья. Через папу.
Крикунов. Даша, у нас уже - был разговор по этому поводу…
Дарья. Как же, помню - категоричное - нет!
Севастьянова. Он прав, Даша, не стоит с этим вопросом даже подходить к Игорю Петровичу.
Дарья. /уныло/ Понимаю…
Севастьянова. Наверно это очень сложно, добиться признания
вне границ Садового Кольца?
Крикунов. Сложно, как и любому представителю творческой профессии, свои на местах, своим же, не верят и не желают даже увидеть - появись здесь любой шедевр, хоть в музыке, хоть в беллетристике, хоть в живописи - пока не заметят в центре - ты для всех абсолютный ноль.
Севастьянова. Нет пророков в родном отечестве.
Крикунов. Их и не будет, - нужны огромные расстояния - что бы рассмотреть, увидеть, услышать…
Дарья. Максим! А, может, стоит, попробовать себя в другом деле? Например - в торговле! Я думаю это одобрит и мой папа, где-то даже поможет… даст начальный капитал…
Севастьянова. /с негодованием/ Даже не смейте думать, Максим, - это болото, которое, убьет любые, самые прекрасные начинания! Свернуть - значить сдаться! Но от себя не убежишь, ни в суету дел, ни в беспробудное пьянство - все это помогает лишь на недолгое время… и убивает изо дня в день, как личность!
Дарья. Мама! Ты… ты просто необдуманно толкаешь Максима в пропасть!
Крикунов. Вы правы, Татьяна Ильинична… Я с вами солидарен! А пропасть лишь одна для меня страшна - пропасть непонимания. Спасибо вам! /целует руку/
Занавес.


Эпизод второй.



Интермедия вторая.
Слева и справа, навстречу друг другу появляются и идут два мима. Встречаются на середине авансцены. Объятия, похлопывание и пожатие рук. Сначала один, а следом другой, заглядывают за занавес. Один недоуменно пожимает плечами, другой крутит пальцем у виска, затем, размахивая руками, объясняясь между собой языком жестов, уходят в правую кулису. Занавес открывается.

Бильярдная в полуподвальном помещении. Шмулевич и Исаев играют, Андрей Коврига наблюдает.

Шмулевич. Что-то наш творец прекрасного запаздывает?
Исаев. На смотринах!
Шмулевич. /удивлённо/ Где, где?
Исаев. /бьет по шару/ На смотринах,— Дашка кажет товар лицом.
Коврига. Ну, я ему, если откровенно, не завидую. Там говорят, папа «самых строгих правил»!
Шмулевич. Решился все же на столь дерзкий шаг!
Коврига. А что тянуть, то? Раз и в дамки! Семейка из новых русских - можно считать - будущее обеспеченно!
Шмулевич. Надо же /бьет по шару/ Эх, опять мазанул! Извольте сударь, ваш удар!
Исаев. Но мы то, своего не упустим, /бьёт/ Глаз - ватерпас, -
партия!
Шмулевич. Придётся в очередной раз, раскошелится на пиво…
Коврига. А, Макс, не совсем дурак, как кажется, поймал все-таки свою жар-птицу за хвост!
Исаев. Слушай, Корж, у тебя, что перемкнуло от чужих денежных знаков в башке? Максим порядочный человек!
Коврига. Порядочность в наш век - тоже товар, и замечу, весьма востребованный, я прав, Шмуль?
Шмулевич. /со смехом/ Не тронь святого! Макс по жизни рождён бессребреником.
Коврига. /с ухмылкой/ Пока не загремит в кармане…
Исаев. Отставить! Может ещё партийку? /Шмулевич отрицательно качает головой/ Корж, может, ты желаешь?
Коврига. Да упаси Бог, с тобой играть дело дохлое - одни убытки!
/входит Ирэн/
Ирэн. Ой, мальчики, вы здесь... какое счастье!
Шмулевич. /внимательно присматривается к ней/ Ирэн! Никак ты опять хлебнула живительной влаги? Так и до очередного запоя не далеко!
Исаев. Саша!
Ирэн. Нет! Нет! Нет! Я была в церкви!
Шмулевич. Что?
Коврига. Говорит, что её в церковь занесло!
Шмулевич. Скажи пожалуйста… А совсем не так давно, ты, все вроде похаживала на собрания баптистов?
Ирэн. Это уже прошлое… А здесь, - такое великолепие; образа, свечи и хор…
Шмулевич. М-мда, довольно красочно, с размахом… Все же скажи не томи, - зачем тебе это?
Исаев. Что прилип к человеку, захотела в церковь - пусть идёт. Это не навредит! Тем более, человек бросил пить... радоваться надо, а вы…
Коврига. Очередная полоса тотальной трезвости!
Шмулевич. С летальным исходом… Шутка!
Ирэн. Если вам уже ничего не интересно, то хотя бы, не развращайте своим равнодушием других. Мне так хочется жить, радоваться, верить и любить!
Коврига. /с издевкой/ Известно, ты - у нас, любвеобильная…
Исаев. Корж, помолчи!
Коврига./ворчит/ Ещё один праведник выискался, вот бы пара была…
Исаев. Я сказал!
Коврига. Молчу, молчу…
/входит Крикунов/
Ирэн. Максим! Выручай, слова не дает молвить, все норовят ущипнуть, да побольнее!
Шмулевич. /с улыбкой/ Мы такие.
Крикунов. По какому поводу торжество - кого отпеваем?
Шмулевич. Твою свободу, дружок! Сорока на хвосте принесла, будто ты, возжелал стать окольцованным - это правда?
Крикунов. От мечты к реальности путь долог.
Коврига. Неужели; от ворот поворот?
Крикунов. Крах! Полный крах всем надеждам! Судя по предварительным данным разведки в стане условного противника - мне будет архисложно выглядеть в глазах главы семьи, человеком достойным руки Дарьи!
Ирэн. В чем собственно дело? Чего их может не устраивать в твоей персоне?
Шмулевич./Ирэн/ Ах да, во время оно, когда наш, новоявленный Ромео, закинув кисти и холсты в самый дальний и пыльный угол чулана, и открытый для любви, встретил свою мечту, свою Сахалинскую Дульсенею, вы мадам, судя по вашему незнанию истинного положения вещей, находились в стадии очередного запоя и поэтому не можете прочувствовать все нюансы, всю обнажающею правду этого дела…
Ирэн. Саша, прекрати юродствовать, все это совершеннейшая ложь - я уже давно не пью!
Шмулевич. Значит, можно предположить, что ты находилась в не лучшей стадии выхода из запоя, когда весь окружающий мир для тебя, что-то зыбкое, неопределённое и ты бродишь, как оживший манекен по улицам города, не узнавая даже самых близких друзей, или сидишь в четырёх стенах своей однокомнатной "хрущёвки", лихорадочно подбивая баланс итога жизни, страшась даже просто выглянуть в окно…
Ирэн. Брось, Шмуль. Я прекрасно знаю Дашу, знаю из какой она семьи… и вообще, скоро два месяца, как ни капли спиртного. Сейчас работаю в полную силу над картиной «Белый кокон».
Коврига. /с издевкой/ Очередная, размазанная, безобразная и безобразная абстракция, уровня твоего, общеизвестного «полотна» - «Силосная компания началась»?
Шмулевич. Но это ты брат, уже хватил… Корж! Уж если ты далёк от искусства вообще и ещё не вышел за рамки восприятия простого обывателя, - то лучше помолчи! И, если я злословлю о жизни Ирэн, то только на правах давнего приятеля и в чисто назидательных, и даже где-то профилактических целях. Запомни и заруби себе на носу - она талант, истинный талант!
Коврига. Да я в шутку… чего взъелся?
Ирэн. Максим, хоть ты защити беззащитную женщину, женщину- художника от внешних посягательств на её свободу творчества и свободу личной жизни!
Шмулевич. /нежно/ Наш Малевич в юбке… Кстати, позвольте узнать - «Белый кокон» - это не авторская интерпретация "Чёрного квадрата"?
Крикунов. Довольно, по всему видно уже натешились всласть, издеваясь над художником.
Коврига. Она в церковь таскалась!
Шмулевич. Баптисты, кришнаиты… Знаешь Ирэн? Когда я увидел тебя впервые с абсолютно облысенной головой, то понял, - что и в нашем грешном мире, случается, хоть и редко, - момент совершенства…
Ирэн. Да ну тебя! Что вспомнил…
Шмулевич. /продолжая/ И есть настоящие люди, люди-цветы, - они своим видом, своим поведением, своим творчеством, отвечают на любое внешнее колебание, на любое внутреннее настроение души - будь то похмельный синдром или эйфория добропорядочности - они, как божий инструмент, всегда открыты для контакта, любая их струна, только тронь, выдаст такое соло, что мало не покажется. Для них, для подобных людей - любая религия - дорога к собственным глубинам души.
Ирэн. /с улыбкой/ Замолчи, нехристь, воинствующий атеист!
Шмулевич. Вот здесь-то, мадам, вы глубоко заблуждаетесь - перед вами правоверный иудей!
Ирэн. Интересно, с каких это пор? И чего, так долго скрывал?
Коврига. /косится на Шмулевича/ Что, потянуло на землю обетованную?
Шмулевич. Да был я уже там… Красиво… пристойно. Но мне все же здесь, как-то комфортней, вольготней, что ли… Но не будем отвлекаться на мою, столь, малодостойную особу, мне будет много интересней услышать другую историю, /поворачивается к Крикунову/ Макс, расскажи подробнее, чем все же закончилось твоё вторжение на сторону неприятеля?
Крикунов. Ни чем, пока практически ни чем, можно сказать, - все остались при своих козырях. Я все так же далёк от этой семьи, как и в самом начале знакомства с Дарьей. Единственное, что утешает и греет душу - будущая тёща. Мне кажется - это прекрасный человек, с кем я мог бы говорить часами.
Шмулевич. Тёща, надеюсь… Но отказать тебе! Надо же - просто в голове не укладывается. Ведь ты у нас правильный на все сто - эталон прямолинейности! Уж если и ты получил по шапке, то, что говорить о нас смертных, попробуй только вякнуть… А я уже было планировал прилично гульнуть на халяву, тем более и Ирэн давно не пила, случился бы неплохой повод оторваться, и волосы у неё уже отрасли, людям не стыдно показаться на глаза, а здесь…
Крикунов. Саша, тебе ещё не надоело кривляться? Мы же все живые ЛЮДИ и не стоит растаскивать наши души по частям, ради совсем не обязательных экстирпаций инородного - но живого, чем возможно больны мы все, кто здесь собрался…
Шмулевич, /шутовски поднимая указательный палец/ Во!
Крикунов. /продолжая/ Что ни день - то спектакль! Одна пьет запоями, с вызовом шляется по тусовкам, где всем, если быть откровенным до конца, наплевать на её творчество, на её, как на личность и даже на вызывающее, где-то даже, агрессивное поведение - они все заняты лишь сами собой… Другой, к чему не прикоснется - все обращает в клоунаду…
Шмулевич. /деланно-смиренно/ Такова судьба-злодейка.
Крикунов. Третий… третьему не дает покоя великодержавная спесь, за которую он норовит укрыться от действительности…
Исаев. Отставить!
Крикунов. /продолжает/ А сам и пальцем не пошевелит, ради улучшения, изменения, так ругаемого настоящего в котором оказалась Великая Держава… И вообще, Замполит! Почему ты не в Вооружённых Силах Отечества, - не на переднем крае?
Исаев./ С вызовом/ Я в отставке - и это мой выбор!
Шмулевич. Смотрите, наш великий молчун, может даже вполне вразумительно ответить!
Исаев. /с горечью/ Да ну вас всех! Мне пора на службу! Да и нет в моей жизни, слава Богу, таких проблем, о чем можно часами молоть языком. Пока всем! /уходит/
Шмулевич. Всем сёстрам по серьгам! Один Корж, как всегда в стороне… Давненько, я не получая такого разноса, и что обиднее всего - нечем ответить, нет слов, кончились!
Ирэн. Максим, скажи: Ты её любишь?
/пауза, Крикунов молча о чем-то думает/
Крикунов. Любовь… Любовь - это стихия - захватит, закружит и унесет в ещё неизведанные дали, где время течёт иначе и р